Вдругъ кто-то коснулся его плеча.
— Что такъ къ спѣху, carissime? послышался голосъ.
То былъ Бенно.
— Вѣдь мы съ тобой цѣлый день не говорили. Не хочешь ли вмѣстѣ выпить кружку пива?
— Нѣтъ.
— Коротко и ясно; можно даже сказать, очень грубо. Неужели это тотъ же человѣкъ, который до-сихъ-поръ служилъ мнѣ образцомъ вѣжливости и хорошаго обращенія? О! Свенъ, не нравишься ты мнѣ!
— Слѣдовательно, чѣмъ скорѣе разстанемся, тѣмъ будетъ лучше. Покойной ночи!
— Послушай, Свенъ, сказалъ Бенно, останавливаясь и крѣпко ухватившись за пуговицу его пальто: — теперь, можетъ быть, не совсѣмъ благопріятная минута, чтобъ читать тебѣ лекціи; однако дѣлать нечего надо, потому что, мнѣ кажется, periculum in mora.
— Я совсѣмъ не расположенъ много слушать сегодня, сказалъ Свенъ.
— Пожалуй и такъ, отвѣчалъ Бенно: — въ такомъ случаѣ я не стану произносить прекрасной проповѣди, которую намѣревался было сказать, и ограничусь простыми фактами. Факты состоятъ въ томъ, что твое поведеніе относительно мистрисъ Дургамъ и vice verso (обратно) вообще до того поражаетъ, что все общество за вашими спинами корчитъ порядочныя гримасы; что мистеръ Дургамъ такъ же мало слѣпъ, какъ и я или кто другой, и что изъ этого можно предполагать...
— Ты обѣщалъ ограничиться одними фактами.
— Sapienti sat! Я полагалъ, что изъ тебя выйдетъ какой-нибудь мудрецъ, а на дѣлѣ выходитъ, что ты такой же глупецъ и безумію подчиняешься не менѣе, если еще и не болѣе другихъ, потому что считаешь себя подъ щитомъ своей мудрости. Свенъ! Свенъ! ты воображаешь, что направляешься по прямому пути, а между тѣмъ скачишь сломя голову по полямъ, такъ что теряешь слухъ и зрѣніе. Ты думаешь...
— Вотъ ужъ и началась проловѣдь! Прощай. Покойной ночи!
— И тебѣ того же желаю, но боюсь, что мое желаніе неудобоисполнимо! закричалъ Бенно ему вслѣдъ.
— О любовь, любовь! философствовалъ Бенно, продолжая свой путь: — какъ бы мнѣ хотѣлось открыть радикальное лекарство противъ нея и завтра же утромъ подмѣшать хорошую дозу въ супъ Свена и дать ему проглотить! Гм! гм! Вся эта штука была бы презабавна, еслибъ не имѣла страшно опасныхъ сторонъ. Вѣдь этотъ Свенъ, если разъ что засядетъ ему въ голову, такъ бываетъ упрямъ, какъ избалованное дитя, какимъ онъ въ сущности и есть. А эта мистртсъ Дургамъ кажется мнѣ самою опасною женщиной, котораяу своими маленькими пальчиками можетъ забрать не то что руку, но и цѣлаго молодца. Мой же достопочтенный другъ, ея супругъ, не таковъ человѣкъ, чтобъ позволить безнаказанно шутить съ собою. что тутъ дѣлать? Гм! гм! гм! Въ «Дикомъ Человѣкѣ» еще огни. Это очень кстати. При свѣтѣ огня я еще разъ обсужу дѣло и запью стаканомъ рейнвейна.
Глава девятая.
Послѣ этого вечера прошла недѣля. Свенъ и Бенно сдѣлались почти ежедневными посѣтителями дачи Дургамовъ. Но они приходили и уходили большею частью въ разное время и въ своихъ посѣщеніяхъ явно преслѣдовали разныя цѣли. Бенно въ качествѣ доктора чаще всего приходилъ рано утромъ. Свенъ всегда приходилъ вечеромъ прежде чѣмъ другіе гости собирались. Бенно зналъ уже всѣ внутренніе входы и выходы въ домѣ и чаще всего шелъ прямо въ кабинетъ Дургама, чтобъ производить съ нимъ какіе-нибудь опыты или сигару выкурить и при этомъ потолковать объ ученыхъ предметахъ. Свену знакомы были только парадныя комнаты и преимущественно гостиная съ терасой. Вечеромъ всегда кто-нибудь приходилъ. Американецъ неизбѣжно присутствовалъ; недѣлю назадъ онъ собирался уѣхать, но съ каждымъ днемъ открывалась новая причина, которая вынуждала его отложить отъѣздъ еще на какіе-нибудь двадцать-четыре часа. Свенъ ясно понималъ, что для мистера Куртиса чайный столъ съ мистрисъ Дургамъ во главѣ былъ то же, что огонь для мотылька — и Свенъ возненавидѣлъ Куртиса. Часто приходилъ также адъюнкт-професоръ съ юною особой съ бѣлокурыми локонами и въ сопровожденіи ея матери, вдовы ученаго професора, которая знала всевозможные современные языки и даже нѣкоторые мертвые. Кромѣ того, разные англичане, въ особенности молодые, проживавшіе въ этомъ городѣ подъ предлогомъ обученія въ университетѣ, а между тѣмъ преимущественно проводившіе свое время въ рыбной ловлѣ, въ прогулкахъ, на лодкахъ, то на парусахъ, то на веслахъ, и въ другихъ пріятныхъ развлеченіяхъ для здоровья полезныхъ. Приходилъ также и мистеръ Смитъ съ женою и четырьмя дочерьми, о предшествующей жизни котораго госпожа Шмицъ разсказывала такіе ужасы, а на повѣрку вышло, какъ Свенъ теперь достовѣрно узналъ, что Смитъ былъ смирный земледѣлецъ, переѣхавшій за границу для поправленія нѣсколько разстроеннаго состоянія; и въ жизнь свою даже не видывалъ, какъ вѣшаютъ людей, умалчивая о тѣхъ пятидесяти, которыхъ, по словамъ госпожи Шмицъ, онъ самъ отправилъ на тотъ свѣтъ.