Съ смятеніемъ озирался онъ вокругъ себя. Тишина, царствовавшая въ комнатѣ, пугала его. Онъ прислушивался къ стуку маятника, къ шуму дождя, стучавшаго въ окно.
Что, еслибъ вернулась мистрисъ Дургамъ? Ему такъ много надо ей сказать! Онъ хотѣлъ ей сказать, что не добивается счастья, за которое ей пришлось бы поплатиться слезами, раскаяніемъ и всевозможными жертвами, что онъ ее любитъ — да, искренно, горячо любитъ, что мысль о ея взаимной любви наполняете его блаженствомъ, но также скорбью, гнетущею сердце тоскою, какъ бываетъ, когда мы обманываемся въ идеалѣ, которому всею душою, довѣрчиво были преданы. Онъ хотѣлъ еще сказать — но чего еще онъ не хотѣлъ бы ей сказать? открыть міръ — новый міръ, который ему самому казался почти хаосомъ.
Онъ упалъ на стулъ и облокотился на руку пылающею головой. Онъ забылъ, гдѣ находится, забылъ, что теперь было бы приличнѣе и благоразумнѣе удалиться; Что его присутствіе должно удивить прислугу.
Такъ просидѣлъ онъ съ четверть часа, какъ вдругъ раздались шаги въ смежной комнатѣ и пробудили его отъ грезъ. Онъ подумалъ-было, что это Корнелія, и кровь прихлынула къ его сердцу; еще одинъ мигъ — и не она, а мужъ ея вошелъ.
— Добрый вечеръ, сэръ; какъ вы поживаете? сказалъ мистеръ Дургамъ по-англійски, проходя мимо Свена и, противъ обыкновенія, не протягивая еще руки, и сталъ спиною къ камину, не смотря на то,что въ немъ не было уже огня.
— Благодарю васъ; хорошо; а вы какъ? отвѣчалъ Свенъ, самъ не сознавая, что онъ говоритъ.
— Благодарю васъ; очень хорошо, сказалъ мистеръ Дургамъ.
Настало молчаніе, очень неловкое для Свена. Его честная натура возмущалась противъ дружественнаго обращенія съ человѣкомъ, который, еслибъ предчувствовалъ истину, говорилъ бы съ нимъ совсѣмъ другимъ тономъ. Свенъ чувствовалъ себя очень жалкимъ и ничтожнымъ въ маскѣ лицемѣрія, которую ему пришлось надѣть первый разъ въ жизни. Онъ бросилъ испытующій взглядъ на Дургама; ему казалось, что на лицѣ этого человѣка онъ прочтетъ свой приговоръ. Но лицо Дургама было такъ же спокойно и холодно, какъ всегда; можетъ быть, нѣсколько блѣднѣе обыкновеннаго; но это могло зависѣть также отъ освѣщенія. Дургамъ все еще стоялъ на томъ же мѣстѣ въ полуосвѣщенномъ углу комнаты, повернувшись спиной къ пустому камину.
— Гдѣ мистрисъ Дургамъ? вдругъ спросилъ онъ.
— Сейчасъ она была здѣсь, отвѣчалъ Свенъ, и слова замерли у него на губахъ.
— О, вотъ какъ! сказалъ Дургамъ.
Опять молчаніе.
— Я думаю, сегодня вечеромъ никто не будетъ, заговорилъ Свенъ.
— Кажется такъ, сказалъ Дургамъ.
Опять слышался только стукъ маятника и капли дождя, бившія въ окна.
— А что наше катанье на парусахъ? въ третій разъ началъ Свенъ, которому этотъ односложный разговоръ становился невыносимъ: — нашлась ли лодка?
— О, да! Сегодня я купилъ отличную; она не слишкомъ велика, но крѣпка и скора на ходу. Я назову ее Ундина. Прекрасное названіе, не такъ ли? отвѣчалъ Дургамъ, по обыкновенію мѣшая англійскій разговоръ съ нѣмецкимъ.
— Ундина? сказалъ Свенъ — о! конечно, самое лучшее и подходящее названіе. Надо бы ее попробовать сегодня же, тѣмъ болѣе, что теперь настоящая погода ундинъ.
Свенъ сказалъ это въ шутку, а потому не мало удивился, когда Дургэмъ, послѣ минутнаго молчанія, сказалъ спокойно, какъ всегда:
— Пожалуй; такъ идемъ?
— Куда?
— Развѣ вы не сказали, что надо бы сегодня попробовать Ундину?
Въ эту минуту вѣтеръ порывистѣе прежняго застучалъ ставнями и дверь на терасу распахнулась.
— Во всякомъ случаѣ въ вѣтрѣ не будетъ недостатка, сказалъ Свенъ, все еще предполагая невозможнымъ, чтобъ мистеръ Дургамъ говорилъ серіозно.
— Согласенъ, сказалъ Дургамъ, поднимая воротникъ своего сюртука: — такъ идемъ!
Онъ позвонилъ и сказалъ по-англійски вошедшему слугѣ:
— Пальто и шляпу господину Тиссову!
— Такъ вы не шутите? спросилъ Свенъ.
— Зачѣмъ же? возразилъ Дургамъ: — если я не ошибаюсь, вы именно желали такого бурнаго дня. Болѣе благопріятнаго трудно найти.
Слуга принесъ вещи Свена.
— Я къ вашимъ услугамъ, сказалъ Свенъ.
Свенъ понялъ, что Дургамъ дѣйствительно не шутитъ, и догадался, что онъ былъ свидѣтелемъ только что происшедшей сцены и такъ или иначе потребуетъ удовлетворенія за нанесенный ему позоръ. Сильно, билось сердце Свена, но не отъ страха, а отъ нетерпѣливаго ожиданія, съ которымъ смѣлый охотникъ идетъ на встрѣчу неизбѣжной опасности. Онъ рѣшился, что бы тамъ ни вышло, во всякомъ случаѣ не уступать человѣку, къ которому теперь чувствовалъ странную ненависть; если нужно, онъ готовъ былъ вступить съ нимъ въ борьбу на жизнь и смерть.