За обедом все в том же кафе возле мотеля разговор даже близко не касался таинственного Марка Гордиана. Макгрегор — возможно, из-за усталости, — с сарказмом рассуждал о волнениях в Восточной Германии («И это доказывает, что истинное место рабочих в раю для рабочих»), о радиоуправляемом беспилотном бомбардировщике «Навахо» («Он безнадежно устареет, еще не взлетев. Ракеты быстрее реактивных самолетов»), о способе, при помощи которого Си-Би-Эс и Эн-Би-Си справились с показом по телевидению коронации Елизаветы («Представляешь, они послали Р-51 встретить британский реактивный самолет, который привез пленку в Канаду. У канадских ВВС есть свои реактивные самолеты, и они первыми доставили свои пленки в лаборатории и первыми выпустили их в эфир. Естественно — ведь реактивные самолеты летают быстрее поршневых»).
— И все же здорово было увидеть событие в тот же день, когда оно произошло, — заметил Пит.
— О, несомненно. А я, однако, воспользовался бы предложенным Артуром Кларком спутником связи и посмотрел бы прямой репортаж.
«Отличительная черта Макгрегора, — подумалось Питу. — „Достаточно хорошо“ его не устраивает — он настаивает на безупречности. Иногда ему удается добиться ее и от людей».
Вернувшись в мотель, редактор открыл чемоданчик, который оставил возле кровати, когда они уходили обедать, и вытащил из него пухлую папку.
— Что там? — спросил Пит.
— Несколько рукописей Гордиана, которые я прихватил из редакционного архива. Просмотри их. Хочу послушать, что ты о них скажешь.
Макгрегор явно не собирался ничего добавлять: он уселся в хлипкое кресло и принялся попыхивать сигаретой, а Пит лег на кровать и стал читать.
— A-а, «Человек ниоткуда», — сказал он, увидев заглавие. — Хорошая вещь. Мрачноватая, но хорошая.
Макгрегор лишь молча кивнул, выжидая.
Пит напрягся, точно ему предстояло сдавать устный экзамен без подготовки, и нервно перелистал страницы рукописи. То, чего не отметило зрение, обнаружило осязание.
— Странная бумага, — заметил он. Все четыре обреза листа были неровными, словно их оторвали от перфорированного края. — Я слышал, что есть бумага для машинки, которую продают в рулонах, и тогда машинка постоянно заправлена бумагой, а законченный лист можно оторвать. Но в этом случае у листа остались бы два гладких края.
— Верно, — кивнул Макгрегор. — Я тоже этого не понял, но заметил. Смотри дальше.
Через пару минут Пит сказал:
— Он пользуется лентой высшего качества.
Он так и не понял, что заставило его это отметить — возможно, легкое чувство вины за безобразно изношенную ленту в своей машинке.
— Такая лента называется «пленочной», — пояснил Макгрегор. — Ее используют для юридических документов и прочих текстов, которые, возможно, придется фотографировать. Ее трудно купить, и она безбожно дорогая, потому что одноразовая. До сих пор мне никогда не присылали рукописей, отпечатанных с помощью такой ленты.
— Ты уже проводил расследование, — обвиняюще проговорил Пит.
— Виновен по всем пунктам. Могу еще добавить, что один из лучших детективов Нью-Йорка рассматривал эти страницы, но не смог определить название использованного шрифта. В его коллекции такого не оказалось. Это его настолько удивило, что он даже не прислал мне счета.
— «Все страньше и страньше»….
— Вот-вот. Он даже заметил нечто, что я непростительно пропустил. Ты тоже не заметил, но если я ткну тебя носом, ты сам удивишься, насколько это очевидно.
Пит тупо уставился на страницу перед собой.
— Ладно, сдаюсь.
— Взгляни на правый край текста.
— Боже мой! Он же выровнен! — Питу захотелось дать себе пинка за то, что он не заметил этого сразу. У всех его машинописных страниц правый край текста был неровный, но страницы этой рукописи выглядели настолько красиво и естественно, что эта особенность ускользала от внимания.
— Так, прекрасно. И опять-таки, я знаю устройство, при помощи которого можно добиться такого эффекта, но его трудно раздобыть, и… к чему вообще такие хлопоты? Результат смотрится красиво, верно, но таких усилий не стоит.
— Как сказать… — Пит уселся на кровати и достал сигарету — ему потребовалось успокоить нервы. Он постучал торцом сигареты по тумбочке, уплотняя табак; сигареты с фильтром казались ему какими-то женственными, а дым, прошедший через фильтр, по вкусу напоминал опилки. После нескольких глубоких затяжек он сказал: — Не знаю, кто такой Гордиан, но вряд ли он телепат.