— Святой Августин тоже считал, что время возникло из ничего. Понимаете, его интересовало, почему мир не создали раньше. И вот ответ: не могло быть никакого «раньше». Значит, время было создано в тот момент, когда создавалось все остальное.
— Гениально!
— Но в его системе доказательств были свои недостатки.
— Неужели?
— Да. Во-первых, он утверждал, что настоящее существует реально. Но он не сомневался, что реально существуют также прошлое и будущее. Именно здесь и заключалось противоречие.
— И Августин блестяще разрешил его?
— Естественно. Он ведь был святым. Прошлое уже существует в нашей памяти, а будущее тоже уже существует таким, каким мы его представляем. Стало быть, в каждый момент имеются три реальности: настоящее для событий, происходивших в прошлом, настоящее для событий, происходящих в настоящем, и настоящее для событий, которые произойдут в будущем. Объяснение одно: они существуют только в настоящем и все они реальны.
— А если то, чего я ожидаю, не случится? — спросил Копински.
— Это тоже реальность?
— На подобный вопрос нет ответа.
— Понятно. Кто следующий?
— Спиноза вообще не относил время к реальной субстанции. Согласно ему, все эмоции, имеющие отношение к будущему или прошлому, противоречат рассудку. Только невежество заставляет нас думать, что мы можем изменить будущее.
— Если мы согласимся с этим, то можем выкинуть наши значки и покинуть Бюро… Что еще?
Дина отделила несколько страховых квитанций от бумаг с записями, положила их сверху в свою сумочку и продолжила.
— Шопенгауэр считал, что мир является воплощением воли. Цель существования есть полное подчинение воли, где все феномены, проявляющие ее, будут уничтожены. Это касается также времени и пространства, которые представляют универсальную форму проявления воли. Таким образом, они прекратят свое существование. Никакой идеи, никакого мира. Единственной реальностью будет ничто.
Копински откусил конец зубочистки и задумался.
— Что это значит?
— Не знаю… Гегель тоже не верил в пространство и время, потому что за ними стоят разделение и множественность, а только единое может быть реальным… Хьюм определил время как одно из семи философских отношений, но, кажется, запутался в том, видим ли мы причины вещей или только результаты причин… Кант считал, что время реально, но субъективно, то есть существует лишь в нашем воображении, в нашем понимании, а не в реальном мире.
— Как он это себе представлял?
— Это вытекает из его основной теории, будто наши ощущения возникают благодаря двум вещам: первое — то, что мы видим, и думаем о нем как о реальном; второе — то, что мы прибавляем к реальности от себя. Например, если мы носим красные очки, то видим все в красном цвете. Но это просто наше индивидуальное восприятие.
Пространство и время, которые мы считаем атрибутами Вселенной, в действительности являются личностными понятиями, потому что так устроен наш мозг.
Копински поразмыслил над этой новостью.
— А как же получается, что у всех очки одного и того же цвета? Почему мы всегда видим крышу сверху дома, а не наоборот?
Дина кивнула, продолжая искать ручку в залежах бумаг.
— Многие философы задавали тот же вопрос.
— И что им ответил Кант?
— Ничего не ответил, не успел. Философы начали задавать свои вопросы после того, как ученый умер.
Копински откинулся на стуле и некоторое время помешивал кофе. Дина между тем пыталась как-то привести в порядок свои записи. Наконец он отважился задать главный вопрос:
— Пришли ли все-таки эти ребята хоть к какому-то согласию?
— Нет.
Копински кивнул; по его виду было ясно, что он услышал именно то, что ожидал услышать.
— И все же мы должны были попытаться поговорить с философами. Жаль, что эти парни ни в чем не смогли нам помочь.
— Что будем делать дальше? — спросила Дина.
Он задумчиво отхлебнул кофе.
— Вернемся к месту преступления. Или, в нашем случае, к местам. Самые большие отставания во времени случались, по нашим сведениям, в аэропортах (перед тем как они закрылись), на телевидении, в телефонных компаниях и на электростанциях. Надо связаться с ними.
— Я думала об этом. — Дина снова покопалась в своей сумочке и извлекла оттуда записную книжку. — И кое-что наметила.
— Отлично. А я закончу работу над списком, который мы составили, — сказал Копински, доставая из нагрудного кармана лист бумаги. — Можешь взглянуть.
— И кто у вас на очереди? — спросила Дина.
— Священник, — губы Джо выразительно скривились. — Почему бы не попытаться?