Агентство F-пресс
Лаборатория
Кир Булычёв
Как стать фантастом
На книгах знаменитого Кира Булычева выросло не одно поколение любителей фантастики. На книгах знаменитого Игоря Можейко выросло не одно поколение любителей истории. Он един в двух лицах. Предлагая вашему вниманию воспоминания московского писателя, мы надеемся, что у читателя составится более полное представление о том, как в России становятся фантастами. Или историками.
Вряд ли подобные мемуары появились бы на свет, если бы не настойчивость журнала «Если». Возможно, упорство главного редактора по выбиванию из Кира Булычева его воспоминаний объяснялось успехом «Комментариев к пройденному» Бориса Стругацкого, опубликованных в журнале.
Но Борис Стругацкий был в куда более выгодном, чем я, положении.
Не говоря уж о том, что он — культовая фигура (и для меня тоже), Борис Натанович имел соавтора в другом городе, регулярно с ним переписывался и не выбрасывал дурные отзывы о Стругацких, рожденные в тиши молодогвардейских кабинетов.
Честно говоря, читая главы из мемуаров Бориса Натановича, я на него немного обижался. В отличие от профессионального фэна, мне было интересно, как проходила жизнь Аркадия и Бориса, как они стали великими писателями, как влюблялись, как женились, как провели блокадные месяцы, как работали и с кем дружили.
Переписка по поводу того или иного произведения для меня — служебная часть мемуаров, как бы сноски, примечания курсивом в конце тома.
Многие выдающиеся писатели и деятели культуры оставили свои мемуары. Мы их читаем и радуемся возможности посплетничать с разрешения автора.
Это тем более интересно, если автор с детства догадался о своем предназначении и принялся вести дневник.
Из дневника следует, что с ранних лет автор встречался со своими будущими коллегами, и те поили мальчика чаем, а потом давали мудрые советы.
Что говорит неудачливый спортсмен, сбивший планку? Он утверждает, что и не собирался покорять два с половиной метра. А проходил мимо стадиона и случайно занес не туда ногу.
А что говорит любовник свой подруге: «Жена меня не понимает и никогда меня не привлекала».
Вот с точки зрения этих двух постулатов прошу рассматривать мою писательскую жизнь.
Во-первых, я не собирался становиться писателем и сейчас не хочу им быть. Просто проходил мимо стадиона и занес не туда ногу. А хотел я стать сначала художником, а потом палеонтологом.
Я даже образование получил не по вкусу. Собирался в геолого-разведочный, а поступил на переводческий. При условии, что в аттестате зрелости было только две тройки — по тригонометрии и по английскому.
Соответственно, я никогда не был знаком со старшими коллегами, и ни один писатель не поил чаем резвого мальчонку и не передавал мне лиру. Я и сейчас мало знаком с писателями.
Первая же рецензия, в которой говорилось обо мне и опубликованная по появлении моего второго или третьего опуса, сообщала, что я подавал надежды, но исписался, а все, что создал, украл у более достойных литераторов. Даже девочку Алису стащил у уважаемого Льюиса Кэрролла.
Я не могу написать мемуаров, потому что не знаю, о чем в них писать. В моей жизни ничего не происходило — она просто промчалась где-то рядом со мной, попыхивая дымом, как паровоз.
Так что мой опус, пожалуй, можно считать псевдомемуарами. Самого виновника торжества здесь не будет. Но я постараюсь рассказать об обстановке, родившей на свет и вырастившей плод, который почему-то принялся писать фантастические произведения.
В чем причина этого? В генетике? Или в роли окружающей среды? Как создавался социальный феномен Кира Булычева?
Ведь не зависимо от его объективной ценности как писателя, он есть порождение странных и разнообразных сил, схлестнувшихся на арене советской истории. Насколько эти силы сами по себе фантастичны? Насколько фантастичны их совокупности?
Пожалуй, только такая постановка вопроса может оправдать появление настоящих как-бы-мемуаров.
Напомню о втором выдвинутом мною постулате: о жене, которая меня якобы не понимает и не привлекает как женщина.
Моих книг не бывает в рейтинг-листах «Книжного обозрения», их нет и быть не должно в номинациях «Интерпресскона» или других конкурсов. Фэны не пишут мне писем и не устраивают клубов имени-памяти меня. Очень соблазнительно и утешительно в таком случае полагать, что меня не понимают читатели, что они плохо воспитаны, а критики Ковальчук и Арбитман — недобрые и злобные люди.