Телефон опять зазвонил. Уэйд, схватив трубку, заорал «позже!» и бросил ее на аппарат. А доктор Граусс продолжал:
— Мы ф нашем мире, ф нашей жисни фее фремя рапотаем, рапотаем, фсегда рапотаем! Чтобы быть богатыми и иметь мноко денег, йа? А потом, что мы хотеть делать со фсеми этим деньгами? Мы хотеть их тратить ф конце жизни на то, что мы хотели, кокта мы были молотыми, но у нас токта не было фремя! Фитите, фот что мы дейстфительно хотеть, а фофсе не сами деньки. Мы хотеть фремя! — Он махнул рукой, как бы желая сказать, что остальное настолько очевидно, что об этом не стоит говорить. — Мы тратим жиснь в поисках денек, который мы потом тратить, чтобы купить фремя. А если фы иметь фосмошность и технологий, чтобы просто фсять фремя? — Граусс перевел взгляд с одного слушателя на другого и закончил: — Эти пришельцы, по нашему мнений, это и делать.
Согласиться с подобной версией было трудно — даже после всех лет работы, которая, как считал Копински, лишила его права на удивление. Он взглянул на Уэйда:
— Но какое, черт побери, это имеет отношение к нам. Мы же не разбираемся в высших пространственных измерениях квантовой… как ее там… Это…
Уэйд, видимо, ожидал такой реакции:
— Я знаю, Джо, знаю. Успокойся. Так мы ни к чему не придем. Ведь тут дело государственной важности, а значит, надо испробовать все способы, которые могут привести к правильному решению. Для меня все это тоже звучит слишком заумно, но кто-то наверху решил квалифицировать случившееся как воровство. Стало быть, события относятся к компетенции служб, ответственных за соблюдение закона.
Копински беспомощно покачал головой.
— Воровство? О каких товарах, предметах идет речь? Покажите список украденного! Сумасшедший дом!
— Конечно, просто идиотизм, — согласился Уэйд. — Иначе наше Бюро и не стало бы вмешиваться. Тем не менее вы обязаны найти тех, кто занимается воровством времени, и подумать, что с ними можно сделать. О’кей? Распоряжение исходит от самого Лэнгдона. Выполняйте задание!
Копински тяжело вздохнул.
— Это все? Я хочу сказать, вам нужны данные до обеда или можно доложить попозже?
— Пока идите и обдумайте стратегию. После обеда встретимся и обсудим, — спокойно ответил Уэйд.
— На чью помощь я могу рассчитывать? — спросил Копински. — На какие средства? С кем мне связаться? Хоть бы знать, кого арестовывать…
Вместо ответа Уэйд посмотрел на часы.
— Неужели так поздно? Да, так и есть. Они перешли на восточное время. Меня ждут в другом месте.
Граусс поднялся. Его миниатюрное тело, казалось, состояло из одних конечностей, и у Копински создалось впечатление, что оно вот-вот распадется на отдельные суставы.
— Я долшен успеть на поест в Харфорт, а оттута лететь самолет Фашингтон, — заявил он. — С утофольстфием поснакомился с фам, мистер Копински.
Уэйд развел руками.
— Извини, Джо. Похоже, времени совсем не осталось.
Помощница Копински Дина Розенбери рылась в сумочке, набитой сметами, записями, конвертами, газетными вырезками и косметикой. Там же находилась ее чековая книжка. Дина обычно ставила сумочку на пол возле стола, чтобы она всегда находилась под рукой, и Копински был твердо уверен, что там умещается все ее имущество.
Дина была не менее чем на шесть дюймов выше его, худая и длинноногая, с такими некоординированными движениями, что, казалось, это могло лечь в основу новой формы сценического искусства. Она, несомненно, была бы привлекательной, если б смогла хоть чуть-чуть подчеркнуть свою внешность, а также подобрать себе подходящую одежду. Острый подбородок, высокие скулы и прямой узкий нос, который был, возможно, немного длиннее, чем надо, делал лицо молодой женщины резко очерченным в фас и интересно угловатым в профиль. Волосы же ее, густые и темные, всегда были или чрезмерно туго стянуты в узел, или, наоборот, падали слишком буйно, когда она распускала их по плечам. Сегодня на ней оказалась темно-зеленая юбка, больше подходившая старушке (Дине же было всего лишь около тридцати пяти лет), лиловый свитер, который подошел бы молоденькой девчонке, и нелепый пиджак. Коричневые кожаные туфли хорошего качества соответствовали зимнему сезону в Нью-Йорке, но в то же время это был просто вызов любой моде, которой придерживаются женщины в возрасте до сорока пяти лет.