В голосе его прозвучала неуверенность. Да я и сам чувствовал себя здесь неуверенно, будто нежеланный гость, заявившийся на званый обед, где все приглашенные наперечет. Многие годы неведомые обитатели этого дома трепетно берегли свое право на одиночество — и вдруг врываемся мы, бесцеремонно нарушаем их драгоценное уединение да вдобавок выставляем в качестве повода недавнюю трагедию.
Шериф протопал по ступеням, остановился перед дверью и постучал. Не дождавшись ответа, начал колотить кулаком — по-моему, чисто рефлекторно; он не хуже моего чувствовал, что тут ни единой души. Не добившись успеха и на этом этапе, большим пальцем нажал на ручку двери, и та легко распахнулась.
— Эй, есть кто живой? — просунувшись в двери, позвал шериф и тут же, не дожидаясь ответа, вошел.
За дверью находилась большая комната. Можно было бы назвать ее гостиной, да только таких больших гостиных я не видел ни разу в жизни. Пожалуй, назову ее салоном — это слово подходит лучше. Обращенные к дороге окна были задернуты плотными шторами, и в комнате царил полумрак. Повсюду в беспорядке стояли стулья и кресла, а у стены напротив окон высился чудовищный камин. Но все это промелькнуло у меня где-то на периферии сознания, ибо мое внимание сразу же поглотил странный объект, стоявший в самом центре салона.
Шериф неторопливо подался вперед, шаркая ногами, и проворчал:
— А это еще что за чертовщина?
Под этим изящным определением выступал прозрачный куб, установленный на платформе примерно в футе от пола. На месте его удерживала рама, вроде бы металлическая. Внутри куба без всякой поддержки располагались зеленые ленточки, наподобие тех, которыми размечают границы футбольного поля. Ленты всевозможной длины — от очень коротких до очень длинных — пересекались под разными углами, некоторые даже извивались зигзагами. А среди них были беспорядочно разбросаны светящиеся синие и красные точки.
Шериф остановился возле куба, пристально глядя внутрь и негромко спросил:
— Мистер Пайпер, вы хоть раз видели что-либо эдакое?
— Ни разу.
Я присел на корточки и занялся внимательным изучением куба, отыскивая хоть какие-нибудь признаки идущих к светящимся точкам проводов. Никаких проводов не было и в помине. Я потыкал пальцем и ощутил что-то твердое; но не стекло, стекло бы я сразу узнал. Я попробовал в нескольких местах — везде одно и то же.
— Ну, и какие выводы, мистер Торнтон? — поинтересовался шериф.
Я не нашел ничего умнее, чем ляпнуть:
— Это не стекло.
Внезапно положение одной из синих точек изменилось, но не плавно, а единым скачком, настолько быстро, что уследить просто невозможно. Только что она была здесь и вдруг оказалась в другом месте, в трех или четырех дюймах от прежнего.
— Ого, — удивился я, — да эта чертовщина работает!
— Наверное, какая-нибудь игра, — неуверенно пробормотал шериф.
— Трудно сказать, — возразил Невилл. — Нет никаких оснований для определенных умозаключений.
— Пожалуй. В общем, курьезная штуковина. — Шериф подошел к окну и начал возиться со шторой: — Впущу немного света.
Я не двинулся с места, продолжая наблюдать за точками, но они больше не двигались.
— Я бы сказал, четыре фута, — подал голос Невилл.
— Что четыре фута?
— Ящик. Куб, четыре на четыре. Каждое ребро — четыре фута.
— Похоже на то, — согласился я.
Шериф наконец раздвинул шторы, и комнату залил дневной свет. Я встал с корточек и огляделся — вид у салона был заброшенный. На полу ковер, повсюду стулья и кресла, диваны и журнальные столики у стен, канделябры с оплывшими свечами, камин; но ни картин на стенах, ни статуэток на каминной доске — вообще никаких мелочей, только мебель.
— Вид такой, — заметил Невилл, — будто переезд так и не закончился.
— Ладно, — сказал шериф, — пора за работу. Давайте поищем хоть какую-нибудь путеводную ниточку: бумаги, квитанции, телефонный справочник — да что угодно! Должны же мы знать, кого уведомить о смерти Стефана.
На обыск всего дома много времени не потребовалось — все остальные комнаты выглядели такими же запущенными, как салон. Только необходимая мебель, и все. Ни бумажки, ни пуговки — ровным счетом ничего.
— Невероятно, — пожал плечами шериф, когда мы вышли на улицу.
— И что теперь? — полюбопытствовал я.
— Узнаю в окружной регистрационной палате имя владельца.
Домой мы вернулись только к полудню. Я собрался жарить яичницу с беконом и уже выложил бекон на сковородку, когда Невилл остановил меня: