Выбрать главу

Тут уж нечего говорить просто о мусоре — в обычном, житейском смысле. Как он загрязняет пляжи и как с ним борются, известно каждому. Ведь проще не бросить, чем потом вылавливать из воды. У военных моряков сложилось доброе правило: за каждый метр причальной линии отвечает определенный корабль, его должностные лица. И если после шторма или от нагонного ветра появится в акватории порта какие-то плавающие предметы, водоросли, ветошь — словом, мусор, то его моряки чуть ли не сачками вылавливают. Это я видел на Балтике, да и на Черном море.

А вот что касается Мраморного, то оно произвело удручающее впечатление. Когда мы шли тоже с дружественным визитом из Севастополя в Средиземное море, чтобы посетить французский порт Тулон, то не могли не заметить, что Мраморное море заметно отличается от Черного. И цветом, менее сочным и лучезарным, и, главное, засоренностью. Форштевень корабля, разрезая воду, нередко разбрасывал по сторонам не только порыжевшие водоросли, но и пенопласт, полиэтилен, обломки ящиков, бумагу, бутылки... Здесь если откажет компас, то судоводитель, пожалуй, сможет ориентироваться по отбросам, этим издержкам цивилизации: они непременно приведут в Дарданеллы, а там до Средиземного — рукой подать.

Впрочем, это могло быть и случайным совпадением — просто впереди нас могли пройти по этому оживленнейшему пути какие-то безответственные «корсары», которым наплевать на чужое море и его судьбу... И вот эта засоренность вновь напомнила о Балтике времен войны, когда мне пришлось столкнуться с захламлением и грязью, можно сказать, один на один.

Уже начинало смеркаться, когда наш тральщик осторожно вошел в небольшой порт, чтобы с рассветом продолжить работу. Но причалы и вода возле них были так завалены отходами войны — разбитыми плавсредствами и искореженной боевой техникой, что едва нашлось место, где можно было «притулиться» кормой. Однако в узком ковше, в который мы влезли, нельзя было маневрировать с помощью машин. Надо было перетягиваться на швартовах, вручную. А для этого требовалось послать кого-нибудь на противоположную стенку П-образного ковша, чтобы закрепить швартов. Плавал я неплохо, и выбор командира остановился на мне.

Раздевшись, я накинул себе на плечо тонкий, но в то же время прочный сигнальный фал и медленно сполз в воду, боясь в прыжке разбить голову или распороть живот. Плыл осмотрительно. И чего только не увидел в воде — ржавые обломки корабельных надстроек, грязные, в мазуте обломки дерева и водоросли, какую-то кучу ядовито-зеленых тряпок...

Обратную стометровку я отмахал на едином дыхании, уже не боясь распороть живот — лишь бы поскорее выбраться из этой зловонной и опасной клоаки.

Потому-то мне так близка и дорога забота о чистоте вод Балтики, которую с риском для жизни очищали от мин наши моряки. В сущности, загрязнение — та же мина, только незаметного и сильнозамедленного действия. Такая мина не взрывается, оглашая окрестности грохотом, но все равно несет смерть.

Вот почему нужны дружные усилия всех семи Прибалтийских государств, что по необходимости требует добрых отношений между ними и доброго, плодотворного сотрудничества. Словом, какова атмосфера в отношениях между народами и странами, такова атмосфера и над морем и в море.

В. Демьянов, капитан 1-го ранга — инженер запаса

...и наступит рассвет

М олнии принимали самые разнообразные формы. Некоторые из них почти отвесно падали на землю, по пять-шесть раз ударяя в одно и то же место. Араго мог назвать только два наблюдения раздвоившейся вилообразной молнии, здесь же они вспыхивали сотнями. При их блеске из темноты появлялись и тут же мгновенно снова исчезали... то сверкающие любопытством глаза Паганеля, то энергичные черты Гленарвана...

Спасибо Вам, многоуважаемый Жюль Верн, за эту картину грозы над южноамериканским заливом Ла-Плата. Точность вышеописанного я оценил вполне, когда сам увидел то, что так поразило героев «Детей капитана Гранта» на южном, аргентинском берегу залива. Я, правда, наблюдал грозу с северного, уругвайского, берега Ла-Платы. Сполохи лимонно-желтого света то празднично, то зловеще высвечивали изгибы фиолетовых туч, охватывая весь горизонт, кроме неба прямо над головой. Оно оставалось бархатно-темным, а главное — безоблачным, можно было отчетливо видеть звезды южного полушария и месяц, который казался заваленным набок...