Необычайность зрелища грозы обостряла впечатления воскресного дня, проведенного в уругвайской столице.
Еще утром, выйдя из порта, я очутился в старом городе, насколько можно вообще говорить о старости Монтевидео, основанного чуть больше 250 лет назад. Бесцветные обшарпанные дома, такие же обшарпанные троллейбусы. Ветхость без малейшего флера романтики. В центре, минутах в 15 ходьбы от порта, запущенность построек подгримирована рекламными щитами, какие встретишь в любом большом городе Запада. Серо-бежевое здание с колоннами «Театро Солис» — это сейчас чуть ли не единственный театр в стране, сценическое искусство которой некогда занимало видное место в Латинской Америке. Военный режим закрыл театр «Гальпон», которым так гордились уругвайцы, вынудил искать счастья на чужбине множество ярких дарований. Почти безлюдная центральная площадь Независимости, посреди которой высится конная статуя национального героя Артигаса. Неподалеку убогий, в четыре-пять лотков, овощной базар, кучи мусора и вдруг — через несколько кварталов — здание, похожее на музей.
Я взбежал вверх по широкой гранитной лестнице ко входу в музей и увидел, что его тяжелые двери заперты. Вокруг не было ни души, и, простояв там минуту-две, я хотел уже было уйти, но тут к подножию лестницы подкатил экскурсионный автобус. Из него вышли десятка три западногерманских туристов. Их, оказывается, привели смотреть... уругвайский парламент. Около этой серой громады на высоких мачтах реют государственные флаги Уругвая, белые с синими полосами и желтым солнцем.
А я-то думал, что это музей!
Тяжелые двери распахнулись, и мы попали в здание, которое изнутри напоминало музей еще больше, чем снаружи. Стены его залов увешаны картинами и гобеленами. Преобладающий сюжет: народные массы жадно внимают героям; многочисленные флаги, солдаты, лошади...
Везде мертвая, хорошо устоявшаяся музейная тишина. Уже больше десяти лет ее не нарушают дебаты политических партий. В круглом зале пленарных заседаний голос нашего сопровождающего звучал как магнитная запись, раз и навсегда изготовленная для посетителей.
— В 1971 году в результате террора левоэкстремистской организации «Тупамарос» над нашей страной нависла угроза превращения в кубинскую колонию. Эта угроза была отведена правительством. У нас очень хорошее военное правительство. Оно спасло независимость.
Кто-то из посетителей робко осведомился, зачем Кубе понадобилось превращать Уругвай в свою колонию? Да и разве организация «Тупамарос», назвавшая себя в честь Тупака Амару, вождя восстания индейцев в конце XVII века, состояла не из самих уругвайцев?
— Обратите внимание на уникальное разнообразие мрамора в отделке интерьера, — не отвечая на вопросы, продолжал сопровождающий, но его снова перебили:
— В автобусе вы сказали, что множество уругвайцев покинуло страну из страха перед «Тупамарос». Но если их давно разгромили, то почему же поток эмигрантов не уменьшается, а растет? Ведь каждый пятый уругваец живет сейчас за границей, а такое положение создалось лишь в последние годы! И почему парламент до сих пор закрыт, если угроза превращения страны в «кубинскую колонию» давно миновала?
Сопровождающий полез в карман за носовым платком, чтобы стереть со лба испарину. С обиженным видом он сказал:
— Наши военные для того и взяли власть в свои руки, чтобы дать народу настоящую свободу. И парламент вовсе не стал «музеем парламента» — в 1984 году в Уругвае пройдут парламентские выборы, правительство уже сейчас основательно готовится к ним.
— И продолжает держать в тюрьмах тысячи политзаключенных, запрещая деятельность оппозиционных партий и профсоюзов?
Лицо сопровождающего приняло раздраженное выражение:
— Если уж говорить о свободе, то ее не хватает скорее вам, европейцам. Мой брат недавно побывал в Европе, и знаете, что он сказал? Что там, например, нельзя шуметь после десяти вечера, быть за рулем в нетрезвом виде. Для уругвайца такая жизнь была бы просто мукой. А политика нас мало интересует, мы любим уют, шумное застолье да футбол. Дамы и господа! Экскурсия окончена, благодарю за внимание!
...В начале второго ночи зарницы стали еще ярче, засверкали с частотой автоматной очереди. Пошел мелкий теплый дождик, и мне пришлось спуститься под прикрытие шлюпочной палубы. Разгулявшимся на небе молниям скромно вторил луч света, регулярно посылаемый маяком с макушки холма Серро — единственной возвышенности Монтевидео. Увидев макушку этого 140-метрового холма со стороны океана, матрос экспедиции Магеллана радостно воскликнул: «Монте виде эу!» («Я вижу гору!») Было это в 1620 году. Возглас моряка и дал имя будущей уругвайской столице.