Кокс тем временем изучает сородичей мешетчатых — азиатских пластинчатозубчатых крыс, которые строят холмы вопреки своему названию в Африке. Очень удивился эколог, когда узнал, что в Аргентине тоже нашли бугры типа Майма. Он кинулся к энциклопедии млекопитающих... и облегченно вздохнул: в тех местах водятся грызуны наподобие наших знакомцев.
Поэтому ученый отправился в Южную Америку со спокойным сердцем — его открытию вряд ли грозит опровержение.
По материалам зарубежной печати
В. Задорожный
Заповедный Наурзум
Ветер тронул серебристое море ковыля, и волны его покатились к раскидистым соснам заповедного Наурзумского бора. Не найти в этом реликтовом, самом южном бору Казахстана ни одной стройной сосны. Едва поднялось деревце над землей, как на него обрушивается ветер. Он прилетает из степи, которая обступила бор со всех сторон. На этом-то просторе и набирает ветер свою силу.
В Наурзумском заповеднике на каждом шагу встречаются юг с севером. Здесь, кроме нешироких сосновых грив, есть березовые колки и тростниковые заросли, можжевельники и целинные степи, соленые и пресные озера. В один день можно увидеть папоротник и типчак, сайгака и лося, желтого суслика и тетерева.
И еще здесь много хищных птиц. Их-то мне очень и хотелось посмотреть. В последние годы в заповеднике начали развешивать для них искусственные гнездовья — дощатые ящики, напоминающие скворечни. И некоторые пернатые хищники стали в них селиться.
Все началось с находки орнитолога Евгения Александровича Брагина. Однажды в стволе сломанного дерева он увидел жилое гнездо пустельги. В этом ничего необычного не было, Брагин знал, что пустельга может строить гнезда в дуплах деревьев. Но неожиданно подумалось: «А что, если подыскать в бору хорошие гнездовые участки, чтоб рядом была степь, где птицы охотятся за грызунами, и повесить на стволах деревьев деревянные ящики? Чем-то они должны напомнить пернатым расщелину сломанного дерева. Может, и загнездится в них пустельга...» Эта мысль увлекла Брагина.
Учитывая размеры птиц, Евгений Александрович сколотил несколько ящиков, развесил их на деревьях и стал ждать весны.
— Пустельга не поселилась в ящиках. Вероятно, чем-то не угодил ей при строительстве,— рассказывал Брагин.— Зато другие соколы — кобчики отложили в них яйца и вывели потомство. Теперь я точно знал, что хищники могут жить в искусственных гнездовьях.
Всю зиму я строгал, пилил, сверлил, сколачивал новые ящики. Делал их разных размеров, да и формы менял — одни были вертикальные, другие горизонтальные. К весне развез по заповеднику и укрепил на деревьях. В них снова загнездились кобчики. Лишь через год, когда в лесу еще прибавилось ящиков, в них стали селиться и другие птицы — чеглоки, пустельги, а чуть позже и ушастые совы.
С Евгением Александровичем Брагиным мы шли по Наурзумскому бору. Пахло смолой, под ногами трещали ветки. Вдруг негромкое пение дрозда заглушил тревожный крик пустельги. Птица, застыв в синеве неба, быстро махала крыльями и пыталась пикировать на нас.
— Здесь у нее начинается гнездовой участок,— заметил Брагин.— А на той сосне,— Брагин показал на кряжистое дерево,— ее дом. Недавно я в него заглядывал, птенцов кольцевал.
Метрах в трех от земли, на сучке, висел ящик без крышки и летка. Это и было жилище пустельги, громко покрикивающей на нас сверху. Из ящика то и дело высовывались серовато-коричневые птенцы.
— Через неделю-другую на крыло встанут и разлетятся,— пояснил Брагин.— Здесь недалеко чеглок обосновался, но его не стоит тревожить — птенцы совсем маленькие, недавно вылупились, еще опериться не успели. Но вот по соседству живут новоселы, на них поглядеть можно.
Из домика ушастой совы на стволе березы за нами наблюдал большой птенец. Брагин открыл полевую сумку, порылся в ней, достал гирлянду колец-меток.
— Ну-ка, давай окольцуем тебя и твоих братьев. Это совсем не страшно...
Когда на когтистых лапах птенцов были закреплены кольца, орнитолог опустил малышей в ящик, а номера меток занес в дневник.
— Тут поблизости построил гнездо орел-могильник. Посмотрим? — предложил Брагин.
Я знал, что эта редчайшая птица занесена в Красную книгу, и потому спросил:
— Сколько же их в заповеднике?
— Двадцать пять — тридцать гнезд. Наша популяция, пожалуй, крупнейшая в стране. Да и балобанов у нас больше, чем где-либо,— добавил Брагин.— Каждый год более двух десятков гнезд они обживают на территории заповедника. А она у нас невелика—около 90 тысяч гектаров.