Выбрать главу

Ночная темь скрыла аэродром. Лишь где-то вдали за ним мерцали огоньки военной базы.

— Пора. Я начинаю первым,— негромко произнес Калеба и стиснул плечо друга. В ответ Мбепа молча пожал его руку. Это была клятва без слов: пока живы, будут стрелять до последней мины.

Мбепа взял из пирамидки верхнюю увесистую «рыбку», поднес к трубе, скосил глаза в сторону Калебы. В то же мгновение красный язык короткой молнией прорезал ночь. Он опустил мину в ствол и нагнулся за следующей.

В воздух взлетели ракеты, залившие все вокруг мертвенным белым светом. На поле, где выстроились вертолеты, один за другим вырастали черные фонтаны. Затем донеслись глухие взрывы, заплясали языки пламени. «Повезло: стояли заправленными»,— мельком подумал Мбепа. Со сторожевых вышек к огневой потянулись светящиеся пунктиры. Но партизаны не обращали на них внимания. Главное — не снижать темпа стрельбы. Юаровцы не решатся тушить разгоравшийся пожар под обстрелом. Значит, будут выведены из строя лишние машины.

Мбепа даже не заметил, когда его зацепило. Лишь почувствовал, как деревенеет нога, и, нащупав рукой мокрый от крови комбинезон на бедре, понял, что ранен. Но заниматься перевязкой не было времени: еще оставался десяток мин. С лязгом подломилась разножка у правого миномета, подсеченная крупнокалиберными пулями. Едва он нагнулся за очередной миной, вторая очередь впилась у его ног, больно хлестнув по лицу мелкими камешками. Инстинктивно Мбепа успел зажмуриться, и это спасло ему глаза. Со лба по щеке поползла теплая струйка. Но партизан, стиснув зубы, продолжал со злым упорством бросать последние «рыбки» в накалившуюся трубу миномета. «За Касингу, за Касингу»,— шептал он.

Когда от пирамидки ничего не осталось, он опустился на землю. Достав из кармана бинт, прямо поверх комбинезона туго обмотал бедро. Потом поднялся и, припадая на раненую ногу, захромал к Калебе. Тот согнулся у прицела, что-то поправляя в наводке. «Стреляй же, стреляй!» — мысленно торопил Мбепа.

Прошла целая вечность, прежде чем его друг опустил мину в трубу да так и остался стоять, глядя в сторону ярко освещенного полыхавшим пожаром аэродрома. «Последняя»,— догадался Мбепа, невольно тоже посмотрев туда, хотя знал, что скорее всего не увидит одиночного разрыва в этом море огня. И вдруг на ближайшей к ним сторожевой вышке, с которой остервенело бил пулемет, сверкнула багровая вспышка. Пулемет захлебнулся. «Молодец, Калеба!» — не удержавшись, закричал Мбепа, впервые подумав, что, может быть, им еще удастся выкрутиться.

Они не стали подрывать минометы, а лишь сняли прицелы. Пусть до утра противник пребывает в уверенности, что здесь все погибли. Бросив прощальный взгляд на затихшую огневую, партизаны поползли туда, где в пляшущих отсветах метавшегося на летном поле пожара впереди чернела полоска кустов.

В ночном мраке по сухой земле глухо застучал ливень. Мбепа и Калеба остановились, запрокинули головы, жадно ловя потрескавшимися губами хлеставшие в лицо прохладные потоки. Светящиеся стрелки на циферблате часов Мбепы застыли по стойке «смирно» на 12. Закончился еще один обычный день в третьей зоне боевых действий ПЛАН.

Позднее, в лагере, когда, перевязанные заскорузлыми бинтами, с пепельно-серыми от потери крови лицами, они попытались вытянуться перед командиром, чтобы доложить о выполнении задания, он остановит солдат и крепко прижмет обоих к своей груди. В их глазах он и без слов увидит отблески рвущихся мин и горящих вертолетов. Неважно, что в сводке новостей, переданной по радио из Виндхука, было лишь короткое упоминание о «нападении террористов СВАПО на военную базу». Эти парни совершили подвиг. Но этого командир тоже не скажет. У бойцов ПЛАН не принято произносить громких слов.

«Да они и не нужны,— подумал я, слушая Мбепу.— Ведь вся изнурительная жизнь партизан, проходящая среди минных полей, в постоянных стычках с карателями, под бомбежками, без отдыха, когда каждый кусок хлеба и глоток воды на счету, сама по себе уже подвиг».

Когда в аэропорту я провожал Мбепу, уже подойдя к стойке таможенного контроля, он вдруг обернулся и поднял вверх сжатый кулак. «Луазва!» — донеслось до меня сквозь многоголосый гул.— «Намибия, ты будешь свободной!»

С. Милин

Маршрут наметил Ломоносов

Перо аккуратно вычертило контуры острова, потом другого, третьего. Стоя рядом с Ильей Авраамовым, студентом и своим помощником, Михаил Васильевич Ломоносов следил за тем, как на листе бумаги понемногу проявляется карта: линия берега, очертания островов.