— Ты где сейчас?
— Дома.
— Никуда не уходи. Скоро буду.
Голос каменный. Это чтобы ненароком радости не выдать. Шутка ли — два года ждать, когда бездельник муж опять окажется безработным! Дождалась. Пенелопа. Ох, чует мое сердце, прибудет — возьмет в оборот…
Прибыла Ева Артамоновна и впрямь очень скоро. Она у меня дама стремительная. Ростом, слава богу, поменьше, чем Эдит Назаровна, но выправка та же. Брючный костюм, широкоплечий пиджак. Глава фирмы. Строгость взгляда слегка смягчена очками-светофильтрами. Из правой дужки под лацкан убегает тонюсенький серебристый проводок, увидев который, я сразу припомнил розовоглазого юнца.
— Маме сказал? — с порога спросила она.
— Сказал.
— Зачем?!
А действительно, зачем? Будет теперь неделю ходить с поджатыми губами.
— Да она все равно не поверила. Решила: шутка.
— Шуточки…
Не стучась, вошла к теще. Интересно, нажалуется на меня Эдит Назаровна или не нажалуется? За дверью взвились голоса. Прислушался.
— Какой астероид, мама? Какой астероид? Тебе сколько лет?
— Так я же не за себя, я за вас с Лёней волнуюсь…
Понятно. Не иначе, передали, что Земля с астероидом столкнется.
— Динозавры-то вот… вымерли…
— О Господи! Еще и динозавры!..
От Эдит Назаровны Ева вышла порозовевшая, похорошевшая. Это у нее наследственное: как с кем повздорит, становится привлекательнее.
— Дите малое! — бросила она в сердцах. — Пошли на кухню!
В будние дни курить позволялось только там.
Сели. Единым взглядом Ева повелела спрятать пачку «Примы», которую я было поволок из кармана, и толкнула мне через стол свои дамские. Затянулась, выдохнула, снайперски посмотрела на меня сквозь дым.
— Знаешь, я даже рада, что так вышло, — призналась она.
Очки с проводком лежали рядом с пепельницей. Другой конец проводка оканчивался плоской металлической коробочкой, отдаленно похожей на обыкновенный цифровичок.
— Они у тебя что, от батарейки?
— Что? А, это…
— Ну да, очки.
— Это не очки, — сказала она. — Это идентификатор.
— Что-что?
— Распознавалка, — с недовольным видом пояснила Ева. — Приходит клиент, а ты не помнишь, как его зовут.
— И?..
— А все их лица тут, в памяти… — Она цокнула ноготком по коробочке. — Даешь команду. В левом окошке зажигается рамка. Берешь в нее клиента. А в правом выскакивают фамилия-имя-отчество… и так далее…
Ай, какая вещица!
— Посмотреть можно?
— Да вы что, сговорились все сегодня? — взорвалась она. — Той динозавры, этому… Короче, я принимаю тебя на работу.
— В отдел геликософии?
Ева поперхнулась дымом. Прокашлявшись, уставилась с подозрением.
— Издеваешься?
— Н-нет…
Фыркнула, задавила окурок в пепельнице. Так давят конкурентов.
— Я еще не настолько крутая… — пробормотала она.
— Так что это — геликософия?
— Последний писк. Планирование развития по спирали.
— Развития чего?
— Н-ну… предприятия, разумеется… отрасли…
Я криво усмехнулся.
— Гони марксизм в дверь — а он в окно?
— При чем тут марксизм?
— Развитие по спирали. Придумано Гегелем, украдено Марксом.
— С тобой невозможно разговаривать! — бросила Ева. — Короче, пойдешь ты у меня, Лёнечка, в отдел работы с партнерами.
— Рассыльным?
— Начальником! — проскрежетала она. — А там посмотрим.
Нет, она точно ненормальная! Ну какой, скажите на милость, из меня начальник?
Глава третья
Вечером потащила в гости, настрого предупредив, чтобы вел себя прилично и воздерживался от обычных своих выходок. Под обычными выходками, видимо, подразумевалась моя естественная реакция на происки ликующего идиотизма. Я обещал быть паинькой.
Понятия не имею, зачем это ей понадобилось. Может, хотела ввести меня в тутошний бомонд, а может, у них теперь просто принято прихватывать на вечеринки мужей и жен. Этакая буржуазная добропорядочность. Но, скорее всего, боялась оставить без присмотра. За этими безработными, сами знаете, глаз да глаз нужен. Люмпены, что с них спросишь?
За столом я сидел чинный, чопорный, глядел исключительно в тарелку. Ну и в рюмку, понятно. От суждений воздерживался, какую бы дурь вокруг ни плели. Один только раз не успел вовремя прикусить язык, когда кто-то из гостей спросил хозяйку, не держит ли та в дому аудиодисков с застольными песнями. Хозяйка отвечала отрицательно.
— Дожили! — усмехнулся хозяин — холеный, румяный, седоусый, лет этак за шестьдесят. — Мало вам караоке всяких…