Знавал я одного обалдуя, не осилившего восьми классов, однако с успехом приумножавшего прибыль. Дубина редчайшая. Коллекционная дубина. Однажды его при мне спросили:
— Слушай, да ты хоть знаешь, откуда Волга течет?
Юный бизнесмен посмотрел на спросившего, как на идиота, и с достоинством ответил:
— С ГЭСа…
Впрочем, теперь он уже, как слышно, подрос, малость пообтесался, купил аттестат, диплом, запоздало выучил слово «креативный». Или просто приобрел автопилот. Тоже возможно.
Знаю, возразите: а как же тогда бывший профессор математики взял да и ухитрился стать олигархом?
Как-то вот ухитрился. Но это, простите, ничего не опровергает.
Даже если успех одинаково распределяется и среди профессоров, и среди обалдуев, значит ни ум, ни эрудиция в деловом отношении и впрямь ничего не решают.
Может, мне просто удачливый бот достался?
Хорошая мысль. Жаль только, недоказуемая.
Нет, господа, тут что-то другое…
Успех. А что вообще такое успех? Откуда берется? Иногда я завидую мистикам — людям, которые в шесть секунд звонкими бездумными словами могут объяснить что угодно. Хотя и сторонники здравого смысла тоже хороши. Вечно они ставят все с ног на голову. По их мнению, мотор доизобретают к самолету, патрон — к винтовке.
Общество — к человеку.
В то время как все наоборот.
Наиболее членораздельное определение успеха приписывают Дарвину: среди сильнейших побеждает наглейший, среди наглейших — сильнейший. И опять-таки чистой воды спекуляция. Будь каждый сам по себе — согласен. Но ведь он же не сам по себе!
Непонятно?
Попробую объяснить.
Когда-то в студенческом возрасте я был потрясен историей, приведенной лектором в качестве примера. По-моему, это единственное, что я запомнил из курса психологии.
Девчоночка. Школьница. Класс этак пятый. Классический меланхолик: плаксивая, обидчивая, замкнутая. Так бы и хныкала до выпускного бала, но заявляется вдруг в школу группа психологов с разными хитрыми приборами и начинает исследовать именно этот класс. И что оказывается! У девчоночки-то возбуждение не просто превалирует над торможением, а прямо-таки зашкаливает. Здрасьте вам: классический сангвиник. Психологи чешут репу и добиваются, чтобы эту удивительную симулянтку отправили на лето в сильно отдаленный лагерь отдыха. Где ни одна еще душа не знает, кто она такая. И возвращается девчоночка оттуда и вправду классическим сангвиником: хохотушка, проказница, егоза и так далее. Как подменили.
Спрашиваете, что меня в этой истории потрясло? Да то, что я впервые осознал простенькую истину: социуму плевать, каким ты уродился и к чему предназначен. Ты кто? Сангвиник? Извини, но в классе на данный момент свободна только ниша козла отпущения. Так что не угодно ли вам, сударыня, пожаловать в меланхолики?
Поймите, ему все равно, кого куда запихнуть!
А если не верите, посмотрите на самих себя.
Поняли теперь, почему у нас с социумом такие натянутые отношения? Не потому что он несправедлив, нет. Справедливость, несправедливость — это все вполне человеческое, это можно понять и простить. Но тупое ботовское безразличие…
Ну вот я и набрел нечаянно на искомый ответ.
Если социум — бот, то ему должны очень нравиться боты.
Хотя какой это, к черту, ответ? Так, метафора… Нет ничего человеческого в социуме. Как нет ничего интеллектуального в боте. Все это, милостивые государи, не более чем иллюзия.
Объяснение наверняка гораздо проще и скучнее.
Вот, например.
Стоит мне заспорить с кем-либо всерьез — я всегда проигрываю. Меня легко сбить с панталыку. Для этого достаточно прикинуться непонимающим. В итоге я начинаю подозревать в себе дурака, вместо того чтобы заподозрить его в собеседнике.
В моем случае это, конечно, клиника, но полагаю, что та же самая слабость гнездится в каждом из нас. Человек — существо довольно сложное, без червоточинки сомнения он не живет.
А бот — устройство простое. Какую бы дурь он ни ляпнул, она лапидарна и краеугольна. Без единой трещинки, как цоколь монумента. Каждое его слово — непреложный факт, истина в конечной инстанции.
Даже если он поддакивает в режиме «согласие».
Может быть, это ощущение прочности и подкупает окружающих?
Черт его знает…
Две недели спустя случились два равно знаменательных события: истек наконец мой испытательный срок, а геликософия была официально признана научной дисциплиной. Пришлось съездить в Москву за дипломом и сертификатом. Что-то я там сдавал, чуть не кандидатский минимум — на автопилоте, разумеется. Мои юницы несколько дней, не покладая рук, скачивали из Тырнета, как они его называют, файл за файлом и лепили из них лоскутное подобие ученого труда, с распечаткой которого я и заявился в столицу. Обе героини за бескорыстие и самоотверженность были вознаграждены армянским коньяком (без моего ведома) и двумя коробками конфет.