— Дедушка хочет кушать! — послышалось из-под одеял. Спустя секунду оттуда же неразборчиво: — Иоиищ.
— …Георгиевич, далее…
— Рядовые Газизов и Томилин, сесть, вста-ать!
— Тэ б-большое. — Кивок.
— Рядовые Газизов и Олейников!
— А-а-а-а!
— О-о большое. — И вместо кивка недовольное: — Да без тебя вижу! Задрал уже!
Пользуясь тем, что импровизированный «смотр строя и бреда» пока не затронул мою группу, я склонился к розовому затылку соседа и поинтересовался:
— Это надолго?
Толстяк устало покосился на меня, но не ответил. Однако сдаваться я не собирался.
— А кто этот пучеглазый? И почему он все комментирует?
— Буфер, — буркнул толстяк и, немного повысив голос, чтобы перекрыть очередное «A-а!» из-под кровати, уточнил: — Буфер клавиатуры.
— А этот, с большой головой?
— Модуль памяти.
— А-а… — Я кивнул с умным видом. — А вы, как я понимаю, твердый диск?
— Жесткий, — процедил сосед сквозь зубы.
— А вы? — Я вытянул шею, чтобы взглянуть на второго соседа, который стоял позади толстяка, панибратски закинув руку на его внушительный загривок.
Тот улыбнулся мне и представился:
— Лампочка.
— Кто?! — От удивления я забыл, что надо говорить шепотом.
— Ну, лампочка. Когда винчестер крутится, всегда загорается лампочка.
Я скользнул взглядом по цепочке из пяти бойцов, которые стояли в ряд, перекрестив руки на манер «маленьких лебедей», и не стал ничего спрашивать. Зачем? В лучшем случае мне снисходительно ответят: дескать, ты что, «витой пары» никогда не видел?
— Очень приятно, — промямлил я. — А я — контролер вот этого. — И пару раз легонько шлепнул по лысине.
— Контроллер! — Толстяк поморщился и наградил меня презрительным взглядом.
Впрочем, мне было плевать на его взгляды. Потому что до меня наконец дошло, откуда растут ноги у австралийского страуса. Иначе говоря, что за «эму», превозмогая стук зубов, пытался донести до меня продрогший рядовой Чеба.
— Да, и все это — с красной строки, — напомнил Гаурия.
Так-так… Если мое предположение верно, как раз сейчас должна подойти очередь рядового Степина.
— Конечно. — Осипший от постоянных команд очкарик, прокашлялся: — Рядовой Степин, упор лежа, пять отжиманий.
Так и есть!
Эмуляция! Вот чем они тут занимаются. Уронили системный блок с третьего этажа, разбили монитор, поломали клавиатуру и теперь пытаются имитировать работу компьютера собственными силами.
Три отделения по двенадцать человек, надо полагать, образуют клавиатуру. Тридцать шесть клавиш: горизонтальный пробел — Степин, два шифта — Газизов и Кулик, еще кто-то, отвечающий за перевод строки, оставшиеся тридцать два — буквы кириллического алфавита минус бесполезное «ё». А.очкарик — по всей видимости, командир «клавиатурного» взвода — отвечает за дружественный интерфейс с пользователем.
Или недружественный.
— Газизов! Я кому сказал, встать?
По ходу действия реплики очкарика становились все лаконичнее. Сперва из его речи исчезло очевидное обращение «рядовые», потом отпали за ненадобностью и сами команды, остались только фамилии. Те, к кому обращался белобрысый, сами знали, что делать. Невелика премудрость — сесть, вста-ать, сесть, вста-ать. И так для всех, кроме рядового Степина, которому приходилось отжиматься.
Чем дальше, тем труднее давалась ребятам команда «встать». Не первый час? Как бы не так! Теперь мне казалось, что они занимаются этим по меньшей мере сутки.
На первой букве отчества рядовой Газизов сломался. После очередного приседания он, вместо того чтобы подняться, упал на спину, попробовал сесть и снова упал.
— Что за дела? — лениво спросил Гаурия. — Почему замолчали?
— Левый шифт залип, — доложил очкарик, озабоченно склонившийся над Газизовым.
— Так пользуйся правым, — разрешил старослужащий, демонстрируя поистине буддийские мудрость и спокойствие.
— Есть! Кулик и Гаурия…
— Что ты сказал?!
— Прошу прощения. Кулик и Горелов, сесть-встать.
— Гэ б-большое.
Еще через некоторое время не выдержал «буфер».
— С-с-с-с-сэ… б-б-ба-а… б-б-ба-а…
Он стоял с перекошенным лицом, брызгал слюной и никак не мог выговорить злополучное слово.
— Буфер переполнился, — пошутил я довольно громко, но никто даже не улыбнулся.
Происходящее вообще напоминало сценку из какого-нибудь студенческого КВНа. Вот только мрачные, изможденные физиономии участников подкачали, и в том месте, где, по идее, должно было быть смешно, мне отчего-то становилось жутко.