После богослужения обычные поздравления; певчие отлично пропели у меня славление; раздача затем на «кваси», долго продолжавшаяся по группам и отдельно. Для детей Воскресной школы Василий Ямада приготовил Елку и разные удовольствия: представление детьми в лицах истории Иосифа Прекрасного, рассказ по–японски басен Крылова, пение стихов, сочиненных одним учеником Катихизаторской школы, и подобное. Большую спальню Катихизаторской школы Василий Ямада утилизировал для сего дела.
В 4–м часу посетили Миссию с поздравлением русские гости из Посольства — жена посланника (который сам болен) с дочерью, князь Кудашев с сестрою и прочие члены, также некоторые из Иокохамы.
С 6–ти часов всенощная. Служил тоже о. Роман Циба при пении хоров. В конце оба хора, сходясь на средине Церкви, в Рождественские службы всегда отлично поют «Дева днесь». Сегодня особенно хорошо пели. Горячо молился я стоящему в иконостасе против клироса Святому Апостолу Павлу, чтоб он исходатайствовал у Бога миссионера для Японии. Хоть бы одного–то послал Господь, по молитвам Святого Апостола Павла, так побившего язычников!
26 декабря 1903/8 января 1904. Пятница.
2–й день Праздника Рождества Христова.
С 8–ми часов Литургия, отслуженная о. Романом Циба.
Поздравление от Церкви Коодзимаци с о. Алексеем Савабе во главе и угощение оной.
В 2 часа отправился с поздравлением в Посольство. Барон Розен страдает еще больше от ушной болезни, чем я; с повязкой на ушах; рекомендовал мне своего доктора, японца Како, которого ему прислал немецкий доктор Бельц, последняя медицинская авторитетность в Японии.
На вопрос мой: будет ли война с Японией? Барон отвечал выражением негодования на нерешительность нашего Правительства и несообразность слов и дел: «Руководящей головы нет в Петербурге; если бы Александр III был жив, никакой бы этой сумятицы не было», — и так далее. При мне же пришел военный агент полковник Самойлов и стал перечислять барону, какие японские дивизии уже отправлены или готовы к отправлению. Значит, японцы окончательно решились на войну, и они готовы к ней; а у нас в Манчжурии войска совсем мало.
С грустью я оставил барона и пошел посетить других членов Посольства. С негодованием в душе вышел от юного секретаря Арсеньева, так любящего копировать Императора Вильгельма в фабрении своих усов: [1 нрзб] на главной стене в комнате высоко водружена буддийская божница; «я так люблю это», говорит.
— А иконы–то нет у вас? — спрашиваю, не видя нигде оной по стенам.
— Нет, есть, — говорит, — вот она, — и указывает на входную стену; действительно, налево от порога в углу высоко едва видна какая–то крошечная иконка. Так и отпечатался во всем этом интеллигент последней формации, без религии и без здравого смысла, один из захиренных баранов Панургова стада. А еще с такой прямо русской фамилией! Гадко! Сколько он в свою жизнь наложит грязных пятен на русское имя! Какое мерзкое воспитание ныне дают и каких нравственных калек выпускают в жизнь!
Побыл, между прочим, у князей Доде; младший, Стефан, лежит в госпитале Красного Креста; старшего, Луку, застал дома; показывал он свои картины масляными красками; одна, представляющая лес, очень порядочная.
Вернулся с сильною болью в горле, простуженном на днях, так что и ко всенощной должен был не идти.
27 декабря 1903/9 января 1904. Суббота.
Усилившаяся боль в горле помешала идти к обедне, которая была с 8–ми часов. Послал за доктором Како, чтоб начать лечение ушей, если можно их поправить, да кстати и горла. В 4–м часу Како прибыл, осмотрел, испробовал и промыл уши; улучшения, по–видимому, не обещает; говорит: «Косточки (молоток, наковальня, стремя) перестали правильно отправлять свои действия». Горло помазал йодом и прислал полоскательное. Наружу не велел выходить, так и сегодня во всенощной не был, что довольно тягостно.
28 декабря 1903/10 января 1904. Воскресенье.
Опять богослужение без моего участия, что решительно удручает. Одна только выгода этого затворничества: над отчетами можно беспрепятственно работать, а работы еще много — помогать некому.
Во 2–м часу опять был доктор Како, проделал с моими ушами то же, что вчера. Уши мои на этот случай моей жизни я признаю, нимало не колеблясь, ослиными, а обладателя их ослом. В начале девятого месяца, когда началась болезнь, призвать бы врача, и дело было бы упрощено, излечение быстро последовало бы, вероятно. Но я располагал на силы самого организма: исправится–де повреждение взаимным содействием других, здоровых, членов организма. Бывают случаи для сего. Но бывают совсем неподходящие к тому случаи. В моих ушах, как объясняет Како, задержалась вода, проникшая во второе ушное отделение, от холодных обливаний; от этого произошла клейкая материя, слепившая косточки (молоточек, наковальню и прочее), которые перестали потому двигаться свободно; от сего и замедление в восприятии звуков и глухота. Словом, механическая причина. Тотчас бы продуть уши сквозь евстахиеву трубку, пропустив воздух, прочистить среднее ухо, и все бы прошло. Но я — по невежеству и упрямству, свойственным ослу, — предоставил натуре. Натурально и последовала малоподвижность слуховых косточек от склеенности их. Поди, жди теперь, пока размягчится клейкая материя между ними! Да и размягчится ли. Во всяком случае, дело долгого лечения, а успех оного сомнителен. Вперед — и себе, и кому попадутся эти строки — завещеваю при всякой болезни тотчас же стараться понять причину ее и последствия. Есть, конечно, пустячные болезни, которые, по узнании, предоставятся самой природе организма, но большая часть болезней требует искусства врача, к которому и Сам Бог велел нам прибегать, если не хотим казаться глупыми рабами, к каковым я причисляю себя.