Точка, которая стояла после подписи, являла собой не что иное, как последнюю таблетку из рекордера Ланье. Одиннадцать месяцев его жизни, представленные в сконденсированном и архивированном виде. Координаты, рапорты, моментальные снимки, видео-и аудиозаписи, реквизиты, общие расходы, итоговый отчет. Ланье мысленно помолился неизвестно кому, чтобы его открытка дошла по назначению, а иначе он пропал.
— Ты можешь ее отправить? — спросил он у оператора, протягивая открытку в окошко.
— Конечно. Но только не раньше, чем завтра.
— Мне подходит, приятель, никакой спешки.
На почте было тепло, и он вышел на мороз с сожалением. Теперь нужно было вернуться на окраину города. Где-то там, на одном из перекрестков (он узнает, где именно, только когда отыщет этот перекресток) его дожидаются новая экипировка, припасы и деньги, которые Ланье только что запросил. Боль в плече снова усилилась, он едва мог двинуть левой рукой. Больше всего на свете ему сейчас хотелось зайти в любую забегаловку и оглушить издерганные нервы алкоголем. Пока он ковылял по городу, след Марии начал выветриваться. С каждой секундой он становился все слабее и слабее.
Никогда еще Ланье не ощущал такой безнадежности.
Она приснилась ему этой ночью, впервые за много-много месяцев… Ланье стоял на зеленой лужайке, пахнущей дождем и свежескошенной травой, и было очень тепло. Она спустила платье с плеч, позволив ткани упасть на лужайку, и пошла навстречу. Круглые крепкие груди мягко колыхались в такт каждому грациозному шагу, на губах застыла легкая полуулыбка, слишком мудрая для такого юного лица. Глаза неправдоподобной, изумительной синевы ни на миг не отрывались от его глаз, в них играла искра затаенной усмешки.
Подойдя, она прильнула к нему и обняла за шею. Он почувствовал через рубашку тепло ее тела, тяжелые груди, твердые соски. Девушка посмотрела ему в лицо. Ее дыхание было горячим и благоухало спелыми яблоками и кислым молодым вином. «Ты не можешь победить», — сказала она, неудержимо вытекая из его рук, как вода вытекает из треснувшего сосуда.
Ланье проснулся в холодном поту, запутавшись в дешевых, припахивающих дезинсектантом гостиничных простынях. Больше он не спал, думая о ней до самого утра, и мысли эти сводили с ума.
Рассветные лучи заскользили по снегу, темно-красные, алые, розовые, оранжевые. Слишком краткий триумф великолепия природы, прежде чем снова возобладают грязно-серые и блекло-коричневые тона. Вчера Ланье так и остался совершенно трезвым, но вместо бодрости и утренней ясности рассудка ощущал лишь нервную напряженность и усталость. Плечо, пораженное дубинкой Натана, пульсировало от боли. Ланье подумал о выпивке, но ограничился аспирином, в надежде, что маленькие белые таблетки принесут ему облегчение, обещанное на упаковке.
Завернув за угол, Ланье зашагал по еще одной бесконечной улице. Замерзшая за ночь слякоть хрустела под каблуками. Впереди показалось кафе с парковкой, теплый аромат чего-то жареного коснулся его ноздрей, перебивая запахи дизельного топлива и пропана. Бело-синий автобус въехал на парковочную площадку и неуклюже затормозил, проехавшись юзом. Ланье поспешил войти в кафе, прежде чем все свободные места оккупируют его пассажиры.
Он выбрал в меню какое-то блюдо, о котором имел смутное представление, и стал дожидаться заказа, прихлебывая из кружки горячий, не слишком крепкий кофе с молоком. Деньги, которые Ланье попросил, прислали, но надолго их растянуть не удастся — при таких-то ценах, что значились в меню. Выходит, он опять ошибся. Еще один маленький просчет в длинной-длинной цепи других крошечных ошибок, которые слипаются в огромный ком, чтобы затем неудержимо покатиться к провалу. Он взял из соседней кабинки забытую кем-то газету, но понял, что не сможет держать ее перед глазами — так тряслись руки.
Наконец ему принесли завтрак. Ланье набросился на еду с торопливой жадностью голодающего бедняка, в душе вознося молитвы, чтобы его сразу же не стошнило. Боль в левом плече усилилась, он ощутил беззвучный толчок, сильнее земной гравитации, безжалостную сосущую тягу.
Он посмотрел налево.
Она сидела наискосок от Ланье, одетая в претенциозное длинное пальто гвоздичного цвета, которое было на несколько размеров больше, чем следует. Мужчина, сидевший рядом с ней, казался вдвое старше. Он что-то беспрерывно говорил, держа одной рукой дымящуюся сигарету, другой с хозяйским видом поглаживая бедро девушки. Ланье встал, положил подле своей пустой тарелки несколько мелких купюр и двинулся к ним. Мария резко обернулась, ее лицо побелело.