Яна: Хотелось бы добавить, что писать юмористическую фантастику — как и вообще юмористические книжки — чертовски сложно. Открою маленькую писательскую тайну: юмор — это высший писательский пилотаж. Нужен особый склад писательского ума, особая конфигурация таланта… Таких людей в литературе всегда единицы. Мне вот, например, очень нравится то, что делает Михаил Бабкин. Но где взять двух Бабкиных? Трех? Клонировать их, что ли? Есть и еще один нюанс, так сказать, «килобайтный». «Юмор» лучше всего ложится в короткую форму, поскольку родом из анекдота. «Анекдот должен быть коротким» — эту формулу знают все. А роман? Роман должен быть длинным. Это вам любой редактор подтвердит. Таким образом, писатель, вступивший на стезю юмористики, должен быть готов к тому, что всю свою жизнь будет скрещивать ужей с ежами. Дело это хлопотное, неблагодарное. Неудивительно, что смельчаков-мичуринцев так мало…
Можно выучить наизусть все трактаты о смеховой культуре от Аристотеля до Проппа, но все же останется загадкой, почему глупая и нелепая ситуация, в которую попадает один человек, вызывает смех у другого. Почему гротеск, пародия, смешение «высокого и низкого» востребованы практически во все времена, пафос же и трагизм часто отходят на второй план, а порой даже вызывают смущение, переходящее в раздражение? Может, все дело в том, что юмор способен спровоцировать эмоциональную разрядку чуть ли не сексуального уровня? Разумеется, пароксизм смеха не заменит любовного экстаза, но все же хотелось бы получить от психологов ответ на некоторые вопросы…
Впрочем, это несколько другая тема.
Так вот, о юмористической фэнтези. В основе фэнтезийного повествования (в том формате, в котором мы сейчас его воспринимаем) лежат, насколько мне представляется, героические приключения, отягощенные магией или ее субститутами. Герой может попадать в комические ситуации, он может шутить — уместно или неуместно, но он не может быть смешным, иначе он не герой, а главное действующее лицо, если не слишком строго использовать литературоведческие термины. А вот спутник героя, как правило, трикстер, шут, он и работает на то, чтобы пафос произведения не стал невыносимо напыщенным. Естественно, речь идет о некоем усредненном образце, а фэнтези, практически «окостенела» как прием, и прыжки в сторону удаются лишь тем, кто доказал свое умение идти столбовой дорогой твердым шагом. Это все азы, но почему-то приходится на протяжении последних десяти лет их повторять, ведь разговоры о юмористической фантастике в целом и юмористической фэнтези в частности, так и не прекращаются. Да и как могут прекратиться, когда издается книга за книгой, где невероятно смешные события происходят на фоне звездолетов или драконов.
Но, помилуйте, при чем здесь фантастика?! Там, где юмор является самоцелью, фантастические атрибуты с таким же успехом могут быть заменены на иные — к примеру, из быта сантехников, алкоголиков и других персонажей журнала «Крокодил» былых времен. А когда автор начинает играть словами, о каком сопереживании может идти речь? Юмористика сама по себе настолько сильный прием, что в качестве сырья может поглотить практически все литературные направления… Физиологичность смеха настолько победительна, что, маскируясь под фантастику, она, подобно кукушонку, в итоге лишит традиционную фантастику читателя.
Впрочем, я не призываю «убить пересмешника», в литературе с некоторых пор тоже воцарился дарвинизм, и состязательность определит, кого предпочтет потребитель. Автор тоже вправе выбирать свой стиль, свой путь, сделать свой шаг от великого до смешного… к издательской кассе.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Бесконечный спор
Дэн Браун. «Ангелы и демоны». АСТ, Люкс
Как это нередко бывает в нашей издательской практике, первый роман Дэна Брауна об историке искусства и знатоке религиозной символики Роберте Лэнгдоне появился в России позже его продолжения — знаменитого «Кода да Винчи». Что, впрочем, не слишком повредило новой/старой книге, хотя и понизило градус фирменного саспенса Брауна, ведь какие бы смертельные ловушки ни уготовил герою автор, читатель уже знает, что для всех троих дело закончится успешно.
Да и начиналось оно весьма благостно. Гениальный физик (и ревностный католик), работающий в швейцарском ЦЕРНе, сумел воспроизвести в миниатюре акт Творения, подтвердив тем самым и теорию Большого Взрыва, и космогонические догматы Церкви. Однако этот вселенского масштаба факт, обещающий, казалось бы, окончательное примирение, лишь заостряет конфликт между наукой и религией, доводя его до крайней степени противостояния. Ничтожной доли фантастического антивещества, полученного в результате опыта, вполне хватит на то, чтобы взорвать реальный Ватикан, где именно в этот момент проходит конклав, выбирающий нового Папу.