Итак, это интеллектуальная игра в форме детектива. Причем массовая литература предлагает игру двоякого рода: во-первых, это игра в «угадайку» — угадай мелодию, угадай сюжет, угадай персонажа с трех нот, с двух букв, с одного мазка.
Во-вторых, это игра с читателем на поле детектива — поскольку всякий детектив сам по себе игра в угадывание. Читатель и персонаж соревнуются в detection — расследовании. Кто убил или украл, зачем, что потом, ну и так далее. Именно поэтому старый анекдот о школьной учительнице, которая для привлечения внимания называет «Преступление и наказание» детективом, в эпоху победы массовой культуры перестает быть анекдотом.
Другая фигура жанра — Леонид Юзефович, у которого с Акуниным есть все же общее: восточная интонация, деталь, которая все время лезет наружу — как пистолет под двойным дном чемодана. У одного это Япония, у другого — монгольская степь.
У Юзефовича в романе «Дом свиданий» есть особая игровая составляющая, роднящая роман с компьютерными играми типа «квест»: собирание подсказок, которые со временем составят пазл, раздастся щелчок и все станет на свои места. Фактор игры, как сказано выше, вообще свойственен массовой культуре; масса, толпа — все равно что ребенок.
В другом романе, «Князь ветра», правильный и не очень успешный сыщик Путилин читает бульварные романы про самого себя, продолжает ругаться с женой и обожать сына. Но вот уж автор этих романов лежит е дыркой в голове, а над этой печальной картиной летает память о смерти монгольского князя, что хотел продать душу христианскому дьяволу: у монголов душ несколько, а дьявол — западный, привык, что у людей она одна. Тут же — обрывки записок русского офицера, что воюет на стороне монголов. Офицер воюет в чужой стране и осаждает Ургу задолго до Сюй Шучжена и задолго до Унгерна, но гораздо позднее пушлинских поисков истины. Офицеру рассказывают про призраки вещей и призраки людей, называемые тулбо. Самая интересная история про восточную призрачность вещей рассказана Юзефовичем мимоходом. Это история про то, как офицер идет на базар и покупает курицу. Он покупает жареную курицу, а потом оказывается, что эта курица фальшива — нет курицы, а есть безукоризненно точно собранный из куриных костей остов, обтянутый бумагой. Призрак курицы, тулбо. Это роман с двойным дном, а, как известно, то, что лежит между фальшивым дном и настоящим, — всегда самое ценное.
Читатель поставлен перед выбором: читать детектив про человечного сыщика, а хочешь — сопрягать в своем сознании Запад и Восток, которым не дано сойтись. Первым все расскажут в конце. Другим достанется вдохнуть рассветный ветер степи, который идет к Западу, идет к Востоку и возвращается на круги своя.
У Юзефовича есть и вполне детективный, но совершенно другой по стилистике роман о том времени, когда эсперанто, будто новая религия, вслед за революцией победоносно шествовало по странам и континентам. Но это одновременно и детектив о женщине, убитой на сцене провинциального клуба. Об эсперантистах двадцатого года, доживших до семьдесят пятого, о перекрученных судьбах и истлевшем быте. Это картина исчезнувшей цивилизации, рассказанная на особом языке. Как и сама цивилизация двадцатых годов, язык утопий того времени безвозвратно утрачен. Эсперанто оказался удивительно в стиле социальных утопий — фантастичных и прекрасных, но скошенных под корень другими утопиями XX века, гораздо более кровожадными.
Итак, это историческая литература в форме детектива или фантастики.
Специфика современной ситуации в том, что время описательной литературы кончилось — то есть кончилось ее время на рынке. Для того чтобы сделать текст успешным, он должен содержать интригу — и проще всего сделать эту интригу на схеме детектива. Получается компромисс между лихим сюжетом и тонким «плетением словес».
Для того чтобы сделать теист успешным, он должен содержать интригу — и проще всего сделать эту интригу по схеме детектива. Время описательной литературы кончилось, то есть кончилось ее время на рынке.
Компромисс обоих проектов — удачен. Он удачен потому, что в основе его лежит современная ситуация с массовыми жанрами: ими перестали брезговать. Что произойдет дальше — вопрос открытый.
Адекватного Фаулзу или Брэдбери русского текста сейчас нет. Есть акунинский проект и добротная литература Юзефовича, обращенные в прошлое. Актуального текста пока нет (в кинематографе, правда, есть «Бригада» — хорошо сделанный, но вредный фильм об идеальных бандитах). Современность пока не интересна авторам. В ней неуютно и неудобно.