...Сдается мне, современные "прокуроры" просто не дочитали книгу до конца. Потому-то и застыл в их стальных обличающих глазах один только унылый план приведения мира к "счастливой" в своем единообразии казарме... А может, взгляд их только скользнул по последним строчкам, в которых автор высказывает свое отношение к тому, что услышал от случайного собеседника об Утопии: "Я не могу согласиться со всем, что рассказал этот человек, во всяком случае, и бесспорно образованный, и очень опытный в понимании человечества, но с другой стороны, я охотно признаю, что в утопийской республике имеется очень много такого, чего я более желаю в наших государствах, нежели ожидаю".
Желать и ожидать — разница принципиальная. По Томасу Мору, Утопия означает место, которого нет, а вовсе не мифическое не наступившее время. Выбор координат подчеркивает сокровенное отношение к его сочинению: "пространственную" координату выбрал он сам, художник и визионер; за "временную" охотнее схватится социальный реформатор, революционер, политик.
Между прочим, как раз Маркс с Энгельсом, вопреки расхожему мнению, к ранним утопиям относились без особого пиетета. По поводу социально-экономических выкладок утопистов они еще могли подискутировать, но итог подвели одной уничтожающей формулировкой: утопическая литература, проповедующая всеобщий аскетизм и уравниловку, "по своему содержанию неизбежно является реакционной".
Тоже неплохо бы подшить в дело...
Однако выслушаем сначала обвинение, чьи позиции в последнее время обрели новую силу.
Трудно опровергнуть главную улику, представленную суду: утопическое общество построено совсем не для человеков, личности ему просто не требуются — зато нужны в избытке пресловутые "винтики". Поощряются только лояльность и послушание; к таким качествам, как самостоятельность и разнообразие — взглядов, позиций и поступков, в государстве всеобщего стандарта (понимаемого как "равенство") относятся с нескрываемой подозрительностью...
Итак, что же — мир-тюрьма, пусть и образцовая? А как иначе охарактеризовать общество, в котором регламентировано абсолютно все — от того, какую носить одежду, до выбора убеждений, точнее, убеждения? Адвокаты немедленно подают реплику: это все же шаг вперед по сравнению со свободой умирать от голода. Или, как заметил один из современных критиков, шаг "скорее в сторону — от вековой мечты об истинно человеческом сообществе".
Однако обратимся к материалам дела.
Утопия — религиозная страна, в ней действует право каждого на свободу отправления культа, однако специально оговорено, что право учить детей и подростков оставлено лишь... правоверным (поскольку одна религия на острове "более равная", нежели остальные). Во главе государства стоит князь, и "должность его несменяема в течение всей жизни, если это\1у не помешает подозрение в стремлении к тирании", — слабоватая, что и говорить, гарантия... Благосостояние Утопии основано в значительной мере на рабском труде (в рабов обращают военнопленных, ибо "идеальное государство" ведет войны, и отнюдь не только освободительные).
Все жители Утопии носят одежду одного цвета и фасона. На острове множество городов, но все они на одно лицо, и если утопиец надумает попутешествовать по родной стране, он должен предварительно испросить разрешение. Работа не выматывающая, но и не особенно творческая. Досуг весьма ограничен (запрещены все игры, "кроме двух, похожих на шахматы"). И в довершение — полное отсутствие частной жизни: брак утопийцы рассматривают как средство улучшения породы, и перед свадьбой жениха и невесту приводят обнаженными друг к другу на "смотрины"...
"Беда с утопиями, — писал английский писатель-фантаст и историк научной фантастики Брайн Олдисс, — в том, что они слишком упорядочены. Полностью игнорируется наличие в человеке иррационального начала, а между тем открытие его принадлежит к величайшим научным достижениям последнего столетия.... На земле утопии, боюсь, не найдется места такому явлению, как Шекспир..."
А вот мнение Герберта Уэллса: "Мор ставит разум выше воображения и не в состоянии постичь магические чары золота, используя для пущей убедительности этот благородный металл на сосуды самого грязного назначения; он не имеет ни малейшего понятия о том, например, как приятно посумасбродствовать, или о том, что одеваться все-таки лучше по-разному".