Справившись с приступом оцепенения и не дожидаясь, пока общественность потребует от меня купить бедолаге новый авто или хотя бы просто дать побольше денег (всё к тому шло), я прыгнула в машину и ударила по газам.
Такое театральное раскаяние – это, конечно, сильный перебор. Тем не менее, против фактов не попрешь: машину я чинила за свой счет. Так что схема вполне рабочая…
…Из воспоминаний меня вернула мысль, которая уже минуту пыталась пробиться сквозь мой пессимизм. Зашить! Как же мне это сразу не пришло в голову?
В юности я прожила много лет в этом районе и сейчас вспомнила, что в двух шагах, на первом этаже соседнего дома, находится старое-старое ателье, ведущее свою историю еще со времен постройки этих домов. Туда я и побежала искать спасение.
Бывшее ведомственное предприятие, раньше оно обслуживало исключительно узкий круг номенклатурных работников, их жен и детей. Сейчас перешли на коммерческую основу, но кое-кто из «того самого» персонала еще остался. Работали очень качественно и, по старой привычке, проявляли высшую степень учтивости к посетителям.
Надеясь, что за последние годы они не закрылись и не набрали на работу гастарбайтеров, я побежала умолять их о срочной услуге.
В ателье ничего не изменилось: те же высоченные потолки с лепниной, пыльная хрустальная люстра в холле и огромные окна. На низких деревянных столиках – потрепанные журналы мод. Оказывается, их еще издают.
За кассой все та же, теперь уже совсем пожилая женщина. Длинные, крашенные в жгучий черный цвет волосы собраны в замысловатую вечернюю укладку. На лице излишне яркий для ее возраста макияж, руки – с безупречным маникюром. А по большому количеству золотых украшений старого советского дизайна видно, что работа ее в те времена оплачивалась неплохо.
В креслах у окна сидели несколько чистеньких, со вкусом одетых бабушек. Их, кстати, и раньше часто можно было там обнаружить в количестве не меньше трех человек. Всегда очень ухоженные, с прямой осанкой, они заходили, перебирали образцы тканей, ассортимент которых не менялся годами, перекладывали одни и те же журналы и рассаживались в кресла. Это жительницы соседних домов. Настоящие старожилы, они сами или их родители получили свои квартиры еще в пятидесятые, по распределению, с количеством комнат согласно статусу. Они знали друг друга с юности и старались почаще видеться. Какая нужда тянула их заходить в ателье по пять раз в неделю – непонятно. Вряд ли они так интенсивно обновляли свой гардероб…
Посулив тройные чаевые, я усадила портниху за работу, а сама, облачившись в импровизированное парео из какой-то безнадежно невостребованной ткани, приготовилась ждать.
Холл ателье небольшой, и даже негромкий разговор старушек был слышен отчетливо. Сначала они неторопливо обсуждали поведение своих внуков и точки продажи качественного репчатого лука, потом разговор перешел на ценообразование прочих товаров, а дальше – я не поверила своим ушам!
– Я так нервничаю, сил нет! – пожаловалась статная старушка с седыми кудрями, тонированными в нежно-фиолетовый оттенок, – Слышали, на Филипповском кладбище-то места освободились! – разъяснила она причину своих переживаний.
Кровь застыла у меня в жилах. Как? Как места на кладбище могут «освободиться»? Кто-то из покойников переехал, улучшив свои жилищные условия? Прочие объяснения, которые пришли в голову, казались еще более жуткими. «Наверное, у бабушки дача недалеко от кладбища, это же с ума можно сойти», – мне вспомнилась сцена из известного триллера, где главные герои с утра находят раскопанные могилы и следы, ведущие в лес. Я перестала дышать и обратилась в слух.