Итак, снова «Дочкино». Начинается история тем, что мама Оленьки решила распродать вещи покойной дочери, но мало того, что весь мир осудил бы ее действия, и так оно, скорее всего, и было бы, но… но Николай Ивеншев, этот специалист человеческих душ, и здесь нашел то, о чем другие даже и думать откажутся. Эта распродажа детских вещей была не чем иным, как единственно возможным оправданием тому, что ее мать всю жизнь проработала в торговле, и у нее на это были своя логика и свои причины. И знаете, трудно не верить, что так иногда и правда бывает… если честно, я даже и не сомневался, что все это чистейшая правда.
И, если позволите, чуть ниже – еще отрывок отсюда же. Не знаю, как вам, но мое мнение таково, что в таких вот редких предложениях, полных чувств и неподдельных переживаний человека, который и правда умеет любить, у Ивеншева здесь этой самой любви уж точно больше, чем во всех пустых и бесполезных рекомендациях, которые раздавал налево-направо, к примеру, Толстой. Он делал это так часто, совершенно искренне полагая, что никто не догадается, что за красивыми его словами нет ничего такого, о чем он так упорно и много говорил! Я еще скажу об этом нашем авторе пару слов, а пока почитайте этот кроткий абзац-шедевр. Именно таковым я его и считаю, и это сделано так, что добавить просто нечего. Да и не нужно..
«Покойная Оленька меня не волновала как женщина, хотя я не стар. Всегда при встрече с миленькими особами женского пола я как бы примериваю их к себе. Иногда все это происходит минутно. Вся моя амурность к ним выражается в невинной мысли: «А неплохо бы погладить ее ладошку». И все. Я женат, привык к семейной жизни, ленив и оттого не способен на любовные глупости. И, вообще, я равнодушен к правильным женщинам. Мне нравятся лгуньи, порочные, даже – глупышки, говоря короче, женщины с изъяном. В них – поэзия, а в правильных – одни нудные уроки чистописания.»
Стоит добавить, что мастерски воссозданный в одном из абзацев этой истории подлец-зять изображен вообще всего в нескольких предложениях, а пара предложений про отца покойной, которые я, конечно, не могу не вставить, и правда заставляют уважать этого автора еще больше, хоть я никогда бы не подумал, что мой первый очерк о русском писателе удивит меня самого в первую очередь настолько, что я, пожалуй, с удовольствием пересмотрю свои взгляды относительно родной литературы! Вот, прочтите сами!
«В автобусе ко мне подсел Оленькин отец. У него – сухие глаза. И Алексей Иванович, оборотив ко мне небритое лицо, заговорил о политике, о чем сейчас в газетах пишут. Я изумился. Зачем сейчас об этом?
Но искусанные губы Алексея Ивановича? Я понял, что разговор о газетных новостях – это инстинкт самосохранения. Чтобы не рехнуться. Это – мужество. Я оказался менее отважным и речь о том, сколько намолотили к сегодняшнему дню риса, не поддержал. Алексею Ивановичу собеседник не был нужен. Он разговаривал с пустотой.»
Согласитесь, что далеко не многие писатели имеют талант и способности чувствовать других людей настолько! А то, что такие наблюдения автор формулирует в коротких и точных предложениях, в которых все направлено на эмоции читающего, а не на весь этот маскарад из рассуждений и глупых и непонятных слов с переходами на другие языки, как делают это современники, делает Ивеншева особенным мастером рассказа как такового. Я был потрясен и даже шокирован, что он, этот наш русский автор, погружает читателя в самую гущу событий, заставляя буквально влезать в тело и душу рассказчика и сопереживать события вместе с ним.
Мы продолжим, но сразу извинюсь, наверное, перед поклонниками Николая Алексеевича Ивеншева, которые, быть может, упрекнут меня в таком смелом, хотя и не лишенном логики утверждении, точнее, предположении. Но именно его «Семь писем сыну» я считаю главным, или уж по крайней мере самым интересным моментом в его творчестве, по крайней мере для себя уж точно. Я ведь тоже читатель и вполне имею право сделать такой вывод, верно? Считаю эти его короткие письма максимально простыми в подаче и восприятии читателя, наполненными любовью и мудростью человека уже немолодого и опытного, не потерявшего, тем не менее, вкус к жизни.
Да и вообще, эти руководства по жизни, адресованные его сыну короткие заветы, придутся впору вообще всем молодым ребятам и девчонкам, а как по мне – так вообще всем и каждому. Все это очень трогательно и куда занятнее, чем чтение всяких историй про непонятных Отеллу и Дездемону или шекспировские истории про любовь, про это чувство красивое, которое и правда описано класс, но оно так далеко застряло где-то в истории, что, кажется, такого и быть не могло…