– Зря ты дергаешься. Марта – не из таких. Не производит впечатления легкомысленной женщины.
– Из таких, не из таких… Уже почти год у нас с ней ничего. Я – в одной комнате, она – в другой, с Маринкой. Все отговорки. То, видишь, ребенок болеет. «Ты знаешь, – говорит, – сегодня я так устала на пластике. Ну, не лезь с объятиями. Не сейчас, не сейчас. Не хочу я, ты понял? Не до тебя. У Светки, моей подружки, муж ушел. Пойду, навещу. Останусь у нее. Надо же подруге помочь»…
– Да не психуй ты, Макс, видишь – она друзьям помогает, что в этом плохого?
– Обо всех думает. Только не обо мне. У нее кто-то есть. Она сказала, что собирается разводиться со мной.
– Даже так? Это серьезно?
– Черт ее разберет… Вроде сказано между прочим. Может, и в шутку… А я так думаю – неспроста. Она меня ни в грош не ставит. От нее только и слышишь: «Поди сделай, поди принеси. Ухожу, Маринку покорми, поиграй с ней в развивающие игры, почитай, принеси продукты, дай денег, встретишь меня у метро».
– Современная женщина! У нее свои интересы. А ты хотел бы, чтоб она была домашней курицей? Чтобы была толстой, опустившейся, обрюзгшей? Ты этого хочешь? Она у тебя стройная, подтянутая, в тонусе. Просто «моделька». Женщина с Запада. И ножки, и шея, и глаза…
– Выглядит-то она неплохо, все, что надо, есть – да не про мою честь.
– Ты, наверное, ее часто попрекаешь.
– Нет, пожалуй. Иногда, правда, говорю: «Может быть, ты дома побудешь? Или – давай сходим куда-нибудь». А вот на это она всегда готова – в гости, потанцевать. И у нас принять, как сейчас. С удовольствием. И наготовит, и стол накроет. И все легко, как бы между прочим.
– Это так, Марта очень быстрая. И в доме порядок. Ты всегда накормлен, обстиран, отглажен…
– Да нет, какое там. Она считает, что мужчина должен сам и постирать, и погладить, и вещи себе купить.
– Макс, ты неправ. Все-таки у тебя теплый дом, в доме – обед, ребенок накормлен. Уют. Вон, новые стулья в кухню прикупила.
– Какие новые? Это бабушкины венские стулья. Марта… она их ошкурила и покрыла темно-синим блестящим автомобильным лаком.
– Шикарно получилось. Так и сияют. Неправ ты, неправ относительно Марты. Смотри – мы тут сидим, а она так и снует – взад, вперед.
– Где же я неправ? Она меня ни в грош не ставит. Что бы я ни сказал. Она даже не спорит – промолчит и сделает по-своему.
– Знаешь что, Максик, я тебе удивляюсь! Чуткий, тонкий, интеллигентный, а в семейной жизни ведешь себя нетактично. Нетактично и недальновидно. Упрекаешь жену – не туда пошла, не то сделала, а этого – наоборот, не сделала. А сам-то ты как? Раз – и укатил на охоту.
– Да не защищай ты ее. Это не женщина, мужик в юбке. Холодный, грубый мужик в юбке. Ни тепла от нее, ни ласки.
– Значит, где-то есть твой промах, где-то сам и виноват.
– Ты не представляешь, как мне плохо… Я ведь на все для нее готов. У нас же ребенок. А я чувствую себя чужим в этом доме. И, между прочим, это квартира моих родителей. Да, да, это они нам подарили, и давно. Ну, не подарили… Одним словом, разрешили Марту прописать. Надоел я тебе этими разговорами? Иди, потанцуй.
– Отчего ж, давай поговорим. Тебе надо успокоиться. И не видеть все в дурном свете.
– Мне ничего не хочется. Жить не хочется… Может, я бесхарактерный?
– Конечно, ты слишком мягкий. Иногда необходимо и характер проявлять.
– Сколько раз решал: надо расходиться, пора расходиться – а не могу. Ей нужен не такой, как я. Ей нужен бесчувственный, примитивный мужлан, чтобы и поколотить мог в случае чего. Говорила же матушка: жениться надо на девушке своего круга. К черту эту семейную жизнь, к черту Марту! Хочется уйти на охоту и не вернуться…
– Что ты имеешь в виду – остаться в лесу?
– Остаться где-нибудь между Хабаровском и Владивостоком и никогда не возвращаться. Си-хо-тх-А-линьскхий к-х-хр-ребет. Там живут одни только кх-х-меры. Какие кхмеры? – ханты-манси, вот кто там живет. Черт, я уже ничего не помню. Как же назывался этот чертов кхрребет, который я пересекал по пояс в снегу всего несколько… Несколько… чего? А – дней назад. Вот там бы и остаться. И никогда не возвращаться.
– Покинуть сей бренный мир?