В окна по-прежнему стучал дождь, начало смеркаться, в машине стало душно, и я выключил печку. Все мои попытки прочесть сообщение пока оказались безуспешными. «Солли, — в отчаянии спрашивал я, — что ты хотел сообщить брату? Чем ты наполнил стеклянный флакон? С хорошей целью или с плохой? Для кого?..»
Стемнело: букв не стало видно. Не желая включать освещение, я вышел из машины, закрыл ее, час бродил по улицам, чтобы размяться и подышать свежим воздухом, а потом вернулся и снова работал часа четыре с половиной, но закончил там, где и начал, то есть не расшифровав ни единого слова. Однако я проделал все же большую работу. Документ был зашифрован одним из шестнадцати тысяч двухсот двадцати известных науке шифров, и мне все еще предстояло установить, каким именно. Я не мог даже думать, чтобы испробовать каждый из них, так как для этого потребовался бы приблизительно двадцать один месяц, если работать без отпуска шесть дней в неделю по восемь часов в день. Несомненно, существовали какие-то другие пути, которые я должен был найти.
В десять часов за шницелем и мозельским вином у меня возникла мысль о доме и постели, хотя я и понимал, что это опасно. Люди «Феникса» могли явиться туда в любое время, но если бы я вообще покинул «Центральную», Октобер был бы встревожен. До поры до времени мне следовало демонстративно делать вид, что я готов к встрече с ним, а дальше уже действовать, исходя из обстановки. Еще день (но не больше) Октоберу следует считать, что все идет в соответствии с разработанным им планом. А уж затем я внесу кое-какие коррективы и поведу дело так, как необходимо в соответствии с моим планом.
Я сидел в дешевом ресторане, и можно было предполагать, что стены уборной здесь окажутся из стареньких досок, а не облицованные плитками. Если бы мое предположение не оправдалось, пришлось бы искать какой-нибудь совсем плохонький бар. Однако все соответствовало моим ожиданиям, и я, сложив документ вчетверо, спрятал его в щель, не сомневаясь, что ночью тут его никто искать не будет. Потом я отправился домой, в гостиницу «Центральная». БМВ я поставил в гараж, ключ от которого взял с собой. После пятиминутной проверки мне стало ясно, что в моем номере нет ни адских машин, ни микрофона и обыск в нем не производился. У меня возникло сильное желание позвонить в «Брюннен-бар», телефон которого я написал Инге на салфетке, но я сдержался. Потом я задремал, и во сне передо мной летал целый рой напечатанных на машинке заглавных букв.
На следующий день в полдень я выехал на машине из гостиницы и примерно через километр посмотрел в зеркальце, ведется ли за мной слежка. Да, действительно, за мной шла машина, на этот раз «таунус М-12» металлически-серого цвета. Она дважды проскочила за мной на желтый свет, причем водитель неоднократно включал и выключал подфарники. Я вновь приехал в тот самый парк, в котором накануне провел вторую половину дня, и опять поставил машину около беседки. Позади меня сейчас же остановился «таунус»; на всякий случай я выскочил из машины до того, как это сделает водитель «таунуса», и принялся ожидать его.
ГЛАВА 17. ХОРЕК
В безлюдном парке, освещенном скудным светом зимнего дня, мы были одни. Он стоял неподвижно, давая возможность внимательно рассмотреть его. Круглое лицо, темно-карие глаза за стеклами очков в самой простой оправе, черная велюровая шляпа.
Я сразу узнал Поля.
— Мне нужно лишь донесение, — сказал я. — С этим могли послать Хенгеля или кого-нибудь еще.
— Мне поручено переговорить с вами. Это следовало сделать еще два дня назад, но вы не доложили, что перебрались в гостиницу «Центральная». Почему за вами нет наблюдения?
Он заметил, что от гостиницы меня никто не сопровождал.
— Я «законсервирован».
— За вами не ведется слежки?
— Филер сидит в баре напротив гостиницы, или, во всяком случае, сидел там вчера. — Меня самого очень беспокоило, что сегодня при выезде из гостиницы я не был взят под наблюдение.
— А мы начинаем беспокоиться за вас, — сообщил он.
Центр и резидентура, как правило, всегда знают о работнике больше, чем он предполагает. Я знаю, когда за мной ведется наблюдение, но далеко не всегда могу определить, делает ли это противник или меня проверяют свои. Резидентура вполне могла поручить Хенгелю, или Брэнду, или еще кому-нибудь присматривать за мной в отеле «Принц Иоганн». Сразу же после получения просьбы показать донесение Джоунса резидентура могла поставить своего человека и у «Центральной».