— Так, так, — пробормотал Меллори. — Я все думал, как это вы умудрились вымокнуть под плащ-палатками.
— Я раз пять пробовал, начальник, — спокойно сказал Миллер. — Остальные страховали меня веревкой. — Он пожал плечами. — Безрезультатно.
Чертовы волны каждый раз отбрасывали меня К клифу. Назад.
— Через три-четыре часа будет совсем светло,— пробормотал Меллори. — Через четыре часа немцы узнают, что мы на острове. Только наступит рассвет, они пошлют лодку для проверки.
— Имеет ли это значение? — пpeдпoложил Стивенс. — Он мог упасть...
Меллори слегка отодвинул брезент в сторону, выглянул в ночь. Было холодно. Начинал падать снег. Он опустил брезент.
— Пять минут, — рассеянно сказал он. — Мы отправляемся через пять минут. — Он посмотрел на Стивенса и слабо улыбнулся. — Мы тоже забывчивы. Надо было сказать вам, что Андреа ткнул его ножом в самое сердце.
Последовавшие за этим часы, казалось, были вырваны из какого-то кошмара. Бесконечные унылые часы падений и подъемов, спотыкания и балансирования. Ноющие мускулы, падающие грузы, бессмысленные поиски в темноте и все увеличивающемся снежном покрове. Часы голода и жажды. Часы всепоглощающего утомления.
Они шли в другую сторону. На запад. На северо-запад, по склону горы. Наверняка немцы решат, что они пошли к северу, в глубь острова... Без компаса. Без звезд и луны, которые помогли бы ориентироваться. Для ориентировки у Меллори оставалось только ощущение уклона да запечатленная в памяти карта, которую месье Влакос показывал ему в Александрии. Мало-помалу он убедился, что они обошли гору и продвигались по узкому проходу в глубь острова.
Снег был их врагом. Тяжелый, сырой, пушистый. Он кружился вокруг людей, превращаясь в серую, похожую на плотное одеяло массу. Тек за воротник и в ботинки, вкрадчиво пробирался под одежду, заползал в рукава, забивал уши, рты, глаза. Маской покрывал незащищенные лица и превращал голые руки в ледышки, тяжелые и бессильные. Всем было трудно, но больше всех страдал Стивенс. Сырая одежда, в которую его завернули, превратилась в лед. Он был лишен возможности согреться движением. Дважды Андреа останавливался и прикладывал руку к его сердцу, так как опасался, что парень уже мертв. Но Андреа не мог ничего определить — руки у него застыли и ничего не чувствовали. Ему оставалось только идти дальше, падать и спотыкаться.
Около пяти утра Меллори приказал связаться веревкой. Они поднимались по склону. Крутому, предательскому, скользкому, на котором росло лишь несколько чахлых грабов. Еще минут двадцать они тяжело карабкались по увеличивающейся крутизне, держась в затылок друг другу. Меллори шел первым. Ему и думать не хотелось, каково приходится Андреа, замыкающему группу. Неожиданно уклон уменьшился, а вскоре и совсем исчез. И еще до того, как догадались, они прошли перевал. Связанные вместе, при нулевой видимости! Теперь они спускались в долину. Вышли к пещере. Унылый, безрадостный серый свет струился с бледного низкого неба.
Месье Влакос говорил, что весь юг Наварона был как соты — сплошь покрыт пещерами. Но эта оказалась первой более-менее настоящей, попавшейся на их пути.
Узкий темный туннель в вулканической породе. Туннель в громаде изломанных слоями камней, беспорядочной нитью спускающийся по склону к широкой долине, на тысячу, а то и на все две тысячи футов вниз. К долине, скрытой ночным мраком.
По сути дела, расщелина не пещера. Но для замерзших, измученных людей она казалась хорошим убежищем. Места хватало для всех. Несколько обломков камня надежно прикрывали вход от потока снега. Они завесили вход брезентом и привалили камнями. Неведомо как в такой темноте они сняли со Стивенса мокрую одежду, опустили его в спальный мешок и плотно укутали. Влили ему в рот несколько глотков бренди. Потом все четверо, даже неутомимый Андреа, рухнули на влажный, заснеженный пол пещеры и заснули мертвецким сном. Забыв о холоде, голоде, о насквозь промокшей одежде, о больных, замерзающих руках и даже об опасности.
ГЛАВА 7
ВТОРНИК
15.00—19.00
Бледное солнце, будто с покрытой инеем кромкой, выползло из проплывающего обрывка облака. Оно давно прошло зенит и теперь быстро скатывалось на запад, к заснеженному склону горы. Андреа отвел в сторону край брезента и огляделся. Некоторое время он стоял неподвижно, пытаясь расслабить застывшие, ноющие мышцы ног. Суженные блуждающие глаза его еще не привыкли к искрящемуся сиянию кристального снега. Затем бесшумно выскользнул из укрытия, в несколько прыжков добрался до верхнего края впадины, вытянулся на снегу и осторожно прополз к самой кромке. Медленным пристальным взглядом обвел он раскрывшуюся панораму.