Перегрузки при маневрах…
Закусив губу, Лобачевский тычет в корпус истребителя кулаком, поворачивается к машине спиной и твёрдой походкой направляется к ведущему в жилые отсеки шлюзу. Внешний скелет его модернизированного механиками Морского корпуса скафандра старательно демпфирует нагрузки, возникающие при движении.
«При восстановлении повреждённых нервных волокон нижних конечностей произошло их изменение неясной пока природы. Структура ткани изменена, последствия непредсказуемы. Кроме того, наблюдаются многочисленные нарушения структуры костей и суставов. В настоящее время ноги пациента функционируют нормально, если не считать болезненной чувствительности. Рекомендуется постоянное врачебное наблюдение. Противопоказаны любые физические нагрузки, превышающие стандартный уровень».
Последняя фраза эпикриза перечеркнула лётную карьеру гардемарина Лобачевского жирным красным крестом. Медики, блин.
Мелкая рябь на поверхности воды засыпает окрестности целыми стадами солнечных зайчиков, заставляет морщиться, потому что отвернуться сейчас — потеря лица. Чёрт, слепит, будто лазерная ловушка. В ушах отдаётся полный официального участия голос начальника училища.
— Приказом командующего морскими силами старшему гардемарину Лобачевскому присваивается очередное воинское звание — мичман. Этим же приказом вы отправляетесь в бессрочный отпуск для поправки здоровья с сохранением половинного жалованья, причитающегося вам в соответствии со званием.
Китицын замолкает на секунду, затем нормальным голосом продолжает:
— Мне искренне жаль, Аркадий Лукич. Но обстоятельства…
— Я понимаю, господин капитан первого ранга. Флот и без меня обременён излишком офицеров. Заслуженных, с боевым опытом.
Начальник школы хлопает ладонью по столешнице и вдруг вскакивает на ноги:
— Что вы понимаете, мальчишка!
Но тут же остывает и берёт себя в руки.
— Извините, Аркадий. И давайте поговорим без чинов. Вы правы. На флоте действительно слишком много офицеров. Здоровых, пригодных к службе без ограничений. Вы уже думали, чем будете заниматься? Финансовые затруднения вам, насколько я знаю, не грозят?
— Не грозят. Ко мне уже обращались сотрудники строительного управления. Кресло и пульт управления проходческого комплекса мне предоставят в любой момент. Однако… — мичман рывком поворачивается к теперь уже бывшему командиру:
— Михаил Александрович, я слышал, «Тюленя» списывают и собираются пустить на разборку?
— Да. Жаль конечно, но корабль окончательно устарел. Практически полный износ энергетической установки. Новую взять негде, а так хоть вспомогательные механизмы используют.
Аркадий собирается, очевидно, окончательно приняв какое-то решение.
— Михаил Александрович, ведь субпространственники типа «Морж» не дают на разгоне и маневре перегрузки больше двух с половиной «же»?
— Два и четыре десятых для «Тюленя» — по памяти поправляет бывший командир.
— Помогите выкупить ветерана! — взмолился Лобачевский. — А реактор… Реактор восстановим! Я уже говорил на «Кронштадте», с теми кристаллами, что у меня остались…
— Не хотите уходить из космоса, — Китицын смотрит юноше в глаза. — В принципе, космические суда в частной собственности у нас уже есть. Но, быть может, подобрать какой-нибудь буксир?
Аркадий отрицательно качает головой:
— У старых буксиров просто смешной запас хода, — юноша улыбается. — А новый мне никто не продаст. Их и старые-то не продают.
— Убедили. Я постараюсь связаться с Беренсом при первой возможности. Вы же подробно изложите свою просьбу в письменном виде. Отдельным файлом — как собираетесь использовать выкупленный корабль. И да, за «Тюленя» — отдельное спасибо.
Когда-нибудь, когда планету достаточно обживут, здесь непременно появятся художники. Закон природы такой. Они появляются везде, где есть достаточное количество свободных материальных ресурсов, пригодных для обмена на художественные ценности. Неважно, что это — кусок мамонтятины, тёплая шкура, горсть гульденов или долларовый счёт…
Они появятся и с одухотворёнными лицами начнут наносить на полотна разноцветные кляксы, пытаясь их комбинацией передать удивительное ощущение, возникающее при виде салатовых волн, накатывающих на покрывающую пляж розовую гальку.
Аркадий улыбнулся своим мыслям и начал подниматься по склону. Чем дальше от берега, тем чаще среди гальки попадаются пятна лишайника и чахлые кустики травы. Специально почву на побережье не создавали, но растительность и здесь пытается отвоевать своё место под солнцем, пусть спектр местного светила и отличен от того самого, первого Солнца.