— И я об этом думал, — перебил Гурский, — хотел сегодня съездить туда… ну, ты понял. А у меня сцепление полетело. Хочу вызвать эвакуатор.
— Не стоит привлекать внимание, — сказал Ремин. — Тебя могут увидеть…
— Да мне плевать! Хуже не будет, — уже спокойнее сказал Гурский. — Я хочу знать, что происходит. Но без машины…
— Это очень опасно, — сказал Ремин.
Они поговорили еще несколько минут, так и не придя ни к какому конкретному выводу.
Ремин положил телефон на стол, потом сунул его в карман. Гурский прав, хотя он ему этого так и не сказал по телефону. Ремин всегда рассматривал Гурского как подручного, подчиненного, человека, безоговорочно выполняющего все распоряжения, не высказывающего своего мнения. Но сейчас Гурский очень точно нашел ниточку, которая может связать все происходящее с реальностью, и пусть даже страх не закончится, он превратится во что-то осязаемое, посюстороннее.
Последняя тонкая нить, оставляющая надежду на благополучный исход.
Ремин сквозь кладовую прошел в скудно освещенный гараж. Несмотря на царивший здесь беспорядок, он сразу увидел нужную вещь. Взяв лопату, купленную им для садовых нужд задолго до того, как в семейной жизни появились первые трещины, Ремин с трудом отыскал на пыльном верстаке еще и пару трикотажных перчаток. Немного поразмыслив, он тут же переобулся в стоптанные кроссовки, в которых совершал пробежки на школьном стадионе еще в благополучный силурийский период их с Кристиной отношений, когда молодая семья ютилась в съемной однокомнатной квартире возле железнодорожной станции. Кроссовки больше подходили для сегодняшней экспедиции.
Выйдя из дома, Ремин тщательно запер дверь на оба замка и исподлобья огляделся. Улица была пустынна и мрачна; похоже, собирался дождь. Ремин закинул лопату в багажник и осмотрелся еще раз. Где-то вдалеке заурчал мотор какой-то крупной машины, но вскоре затих. Высоко в небе парила птица, почти касаясь низко висящих туч. Ремин сел в машину и стал прогревать мотор. Случайно он поймал свое отражение в зеркале заднего вида и удивился, что выглядит почти хорошо, почти нормальным и здоровым.
Он опасался, что не сможет найти дорогу, которая запомнилась лишь примерно — тогда за рулем сидел Гурский, — но руки сами вращали руль на нужных поворотах, сами нашли нужный съезд с шоссе, а потом и примыкание грунтовой дороги, почти незаметной среди деревьев. Ремин проехал по ней, сколько смог, а потом остановился на поляне. Тогда была ночь, а сейчас пасмурный день, но Ремин без труда узнал нужное место: деревья, кусты и даже высокая трава были ему знакомы. Машина Гурского стояла вот под этим деревом, и здесь Ремин впервые увидел завернутый в пленку труп Крылова. Странно, он даже не спросил тогда, как именно Гурский решил их проблему — застрелил, отравил, задушил? Тогда он хотел, чтобы это поскорее кончилось, прекратилось, он не думал тогда, что его ждут такие сильные мучения. Боязнь за собственную жизнь и благополучие тогда оказались сильнее библейской заповеди.
Когда они тащили труп к яме, сквозь полиэтилен Ремин чувствовал голову Крылова, выпуклости на месте его носа и ушей и какую-то странную впадину на том месте, где предполагался затылок. Ремин старался смещать руки, но правая все равно предательски сползала в эту вмятину и очень удобно располагалась в ней.
Он взял лопату из багажника, натянул перчатки. В левой среднему пальцу что-то мешало, он снял перчатку и, вывернув, вытряхнул дохлую осу. Трава мешала идти, путалась под ногами. В прошлый раз, кажется, яма находилась ближе к поляне, там еще были кусты. В темноте Ремин не понял, что за кусты, а теперь рассмотрел густые заросли волчьего лыка, краснеющие созревшими ягодами. Ремин сделал шаг, но за густыми листьями не смог рассмотреть ничего. Красные ягоды смотрели на него, как маленькие злобные глаза, тысячи хищных глаз, желающих его смерти. Перехватив лопату, штыком он отодвинул мешающие ветки.
Груда черной лесной земли, смешанной со светлым песком, закрывала край глубокой ямы. Ремин вытянул шею, чтобы заглянуть на самое дно. Яма была пуста, на неровных краях отпечатки человеческих ладоней, глубокие борозды от пальцев, отпечатки ботинок на беспорядочно разбросанной земле. У Ремина потемнело в глазах, он уронил лопату и, схватившись за ветки, чтобы не упасть, раздавил несколько ягод. Крылов выбрался из ямы и теперь охотится за ними. Человеческие следы терялись в траве — кажется, теперь Крылов при ходьбе чуть подволакивает ноги.
Ветка, как змея, выскользнула из руки. Ремин посмотрел на ладонь, что-то красное и жидкое запятнало пальцы. «Это кровь, — подумал он, — кровь Крылова на моих руках». Он взглянул на вторую руку, но она была чиста, аккуратный маникюр, как из салона. Порыв холодного ветра вернул ему рассудок. Это не кровь, просто сок от раздавленных ягод. Кажется, волчье лыко ядовито, вспомнил Ремин. Он достал из кармана носовой платок и протер ладонь, как злоумышленник стирает свои отпечатки с орудия преступления. В лесу стало темнее, теперь Ремин видел, что яма приобрела человеческие очертания и на дне ее шевелится какая-то тень. Сердце ударилось о грудину, и Ремин понял, что сейчас умрет. Деревья над головой зашумели, и в этом шуме Ремин различил единственное слово: «Беги!»