У Кирпичникова окончательно разболелась голова, и он поручил вести дальнейшие допросы помощнику начальника первой бригады Дорошевичу. Низенький, с залысинами на круглой голове, Алексей Тимофеевич владел голубыми чистыми глазами и неподражаемой улыбкой артиста-сердцееда, а ко всему прочему, тихим вкрадчивым голосом.
— В каком направлении вести, так сказать, наступление? — спросил он у Аркадия Аркадьевича.
Начальник уголовного розыска набросал несколько главных вопросов, а остальное, сказал он, по усмотрению. Ты, Алексей Тимофеевич, делал обыск в магазине, поэтому, мол, знаешь, в каком направлении спрашивать.
Только вышел из камеры допросов — и боль как рукой сняло, то ли духота, то ли рассказы арестованных повлияли. Аркадий Аркадьевич помассировал виски пальцами. Боль не возвращалась. И он распорядился, чтобы к нему в кабинет привели раненного в магазине бандита. Дежурный в ответ напомнил о звонке от генерала Игнатьева. Честно говоря, телефонировать надо, но особого желания не наблюдалось.
Можаев, по прозвищу Свой, вошел в кабинет с висящей на перевязи рукой и до того бледным лицом, что казалось, оно высечено из коринфского мрамора. Обессиленно опустился на стул, стараясь не смотреть на Кирпичникова, при взгляде которого его бросало в дрожь и охватывала паника. Перед глазами стоял дикий взгляд у выхода из подвала, когда у Кирилла закралась мысль, что всё, жизнь сейчас оборвется. Страшен был в тот миг начальник уголовного розыска, страшен и непредсказуем, как почувствовал Можаев.
Аркадий Аркадьевич чувствовал себя хорошо. Не верилось, что головная боль так вот неожиданно пропадет.
— Твое имя?
— Мое? — Свой не ожидал такого вопроса, но не мог сообразить, говорить истинное или соврать.
— Свое я знаю, — кивнул Кирпичников. — Твое.
— Вы Меченого взяли?
— Зачем тебе?
Свой промолчал.
— Имя.
— Кирилл Можаев.
— Кирилл, значит. Что, Кирилл, поведаешь мне: с кем и зачем ты приехал в столицу?
— Если Меченого взяли, то, видимо, все уже знаете.
— Господи, что вы за люди такие! Крутитесь ужами, пока друг дружке ногу подставляете и гадаете, что соучастник уголовке поведал. Так?
— А что на себя лишку брать? — Слова Можаеву давались с трудом. Ключица ныла, и бандит кривился при каждом слове.
— Мне от тебя много не надо, расскажешь и пойдешь к доктору, а если будешь молчать, пеняй на себя. Мне перестрелки среди белого дня, практически в центре города, не нужны, да и бандиты, — Аркадий Аркадьевич указал пальцем в Своего, — в сущности, тоже. Мне только в отчете надо одну фразу добавить: убит при задержании. Делов-то? — начальник уголовного розыска скривил губы в улыбке. — Поверь, чернил у меня хватит.
Можаев сглотнул слюну.
— Что вы хотите?
— Сколько вас приехало в столицу?
— Четверо, — Можаев ответил сразу, без раздумий.
— Кто?
— Я, Меченый, Иван и Викеша.
— Викеша — это который на телеге ждал?
— Да.
— Иван, как я понимаю, это тот, кто при перестрелке пулю получил?
— Он.
— Больше никого не было?
Свой покачал головой.
— Как полные имена и фамилии Викеши и Ивана.
— Я не интересовался, да мне и без надобности.
— Хорошо, а тебя как прозвали?
— Свой.
— Что Меченый про дело говорил?
— Что верное, что только оружием напугать, так сами в телегу все погрузят.
— Про хозяина магазина что-нибудь говорил?
— Сказал, что иностранец с большой мошной.
— С кем Меченый в столице встречался?
— Не знаю, он сам уходил, сам приходил, нас к своим делам столичным не прилаживал. Говорил только по делу и ничего лишнего. Меченый — он сам в себе, скрытный.
— Так.
Кирпичников вызвал конвойного, приказал отвести Своего в камеру и вызвать еще раз врача. Аркадий Аркадьевич и сам не понял, для чего приказал привести Можаева. Может быть, проверял сведения, выданные Меченым, чтобы сопоставить и понять, всю правду тот сказал или нет.