В одном деле оказалось множество нитей: и Меченый, действующий по принципу «вор у вора дубинку украл», и Бабар (ладно бы скупал картины и ценности, но ведь организует кражи с помощью еще одного бандита, Митяя Одноглазого), и исполнители. В какой яме их искать?
Аркадий Аркадьевич поднял телефонную трубку и назвал номер. После соединения ответил адъютант.
Кирпичников представился.
В голосе офицера звучало обычное равнодушие, столь присущее пресыщенному жизнью и исполнением желаний человеку.
— Николай Константинович выражает вам благодарность за столь быстрое завершение дела.
— Но…
Аркадий Аркадьевич прямо-таки видел перед собой улыбающееся лицо, тонкие усики над бескровными губами и ехидные огоньки в глазах.
— Нам известно все происходящее в столице, хотя Николай Константинович выражает беспокойство, что в деле замешан подданный иностранного государства, воевавшего с нами рука об руку.
Кирпичников не ответил, а только сильнее сжал телефонную трубку.
— Аркадий Аркадьевич, в соседнем краю, — адъютант старался избегать нового названия Эстляндской губернии, — произошло преступление, и вам поручено произвести следствие по убийству.
— Я могу послать сотрудников для проведения дознания?
— Александр Федорович высказал пожелание, чтобы именно вы провели следствие.
— Понятно, — проговорил начальник уголовного розыска, поправляя очки.
24 февраля 1918 года Эстляндская губерния, как и соседние Лифляндская и Курляндская, провозгласили, с попустительства слабых на тот момент центральных властей, республики в составе Российской державы. Эстляндская стала называться Эстонской, Лифляндская — Латвийской, а Курляндская — Литовской.
Каждая из вновь образованных национальных республик имела парламент или сейм, своего президента, но с полным подчинением Верховному Правителю. Заключение договоров с другими странами без соответствующей резолюции считалось изменой и каралось согласно закону.
Вновь образованные страны не могли иметь армий, хотя милиция всецело находилась в их руках. Старых сыскных сотрудников, ныне переименованных в уголовных агентов, сократили и заменили национальными кадрами, но те не имели практического опыта и поэтому в громких делах просили помощи центральных властей.
— Где? — коротко спросил Кирпичников.
— Эстляндский край. — Адъютанта передернуло, он до сих пор считал ошибкой придание окраинным краям самостоятельности. Ему импонировало прежнее название — Российская Империя.
— Город?
— Между селениями Лонтовой и Хатермяэ… — На последнем слове офицер споткнулся и шепотом выругался, потом продолжил: — Находится хутор Ватермяги, и там убиты все жители.
— Сколько? — Аркадий Аркадьевич понимал, что сам адъютант ничего не знает, а передает ту информацию, что предоставили.
— Шесть, в том числе два малолетних ребенка.
— Когда выезжать?
— Сегодня.
— Сколько сотрудников я могу взять с собою?
— Это на ваше усмотрение. Есть еще вопросы?
— Нет, — коротко ответил Кирпичников и хотел бросить от раздражения телефонную трубку, но поиграл желваками и медленно положил на аппарат. Он-то не виноват!
Аркадий Аркадьевич вызвал дежурного по уголовному розыску и приказал разыскать Кунцевича. Тот явился через несколько минут, задумчивый, со складкой на лбу. За прошедшие годы осанка так и не изменилась, все так же подтянут, но вот в глазах поубавилось доброты, появился налет подозрительности.
— Вызывали? — спросил заместитель.
— Да, Мечислав Николаевич. — Кирпичников поднялся из-за стола и протянул руку. Кунцевич пожал ее.
— Опять проблемы? — заместитель вскинул брови.
— Как же в нынешнее время без них, — Аркадий Аркадьевич рукой указал на стул и сам сел за стол.
— Какие подвиги нам предстоит совершить сейчас? — В голосе Кунцевича звучали иронические нотки.
— Вам, Мечислав Николаевич, предстоит возглавить уголовный розыск, пока я буду находиться в следственной ссылке.
— Ссылке? — не понял заместитель.
— Меня усылают в Эстонию для проведения следственных действий.
— Наши самостоятельные края не в состоянии обойтись без нас?
— Не знаю, — Кирпичников постучал пальцами по столешнице, — не знаю, — повторил в задумчивости.
— Что там на этот раз?
— Как обычно, убийство.
— Всего-то? — брови Кунцевича снова поползли вверх. — Невидаль, убийство.