— Она была жива, когда убийца наносил все эти раны?
Доктор тяжело вздохнул.
— Да, на шее остались кровавые следы от детских пальчиков, очевидно, Цецелия-младшая пыталась зажать резаные раны на шее. В руке девочки я обнаружил пучок вырванных волос. Потом я сравнил их с волосами домочадцев и выяснил, что они принадлежат матери девочки, — посмотрел в бумаги, — Вену.
— Матери девочки?
— Да.
— Странно, но не она же убивала свою дочь?
— И это я проверил. Ни замытых следов крови на руках Вену, ни на одежде брызг и пятен не обнаружено.
Аркадий Аркадьевич покачал головой.
— Девочку можно было спасти, если бы вовремя подоспела соответствующая медицинская помощь.
Лица сидящих за столом помрачнели. Юрий Иванович, несмотря на то что видел трупы на местах, где они были обнаружены, чувствовал себя некомфортно среди профессионалов, так буднично обсуждающих чужую смерть.
— Голову жены хозяина мызы убийца пробил в семи местах, но по осмотру и всем приметам могу точно сказать, что первый удар оказался смертельным, а вот остальные нанесены то ли со зла, то ли из мести. Прошу прошения, но не мне это гадать, я только оперирую фактами.
— Значит, остальные удары нанесены уже мертвой женщине?
— Совершенно верно.
— Мог знать преступник, что бьет по мертвому телу? — спросил Громов.
— Не исключаю такой возможности. Интереснее обстоят дела с дочерью хозяина.
— С Вену, — тихо сказал Юрий Иванович.
— Что? — спросил недопонявший слов эстонца доктор.
— Ее звали Вену.
— Благодарю, Юрий Иванович, за подсказку. Надеюсь, завтра я никого не перепутаю. Так вот о чем это я? Ах да, интереснее обстоят дела с Вену: она вначале была задушена преступником, а уж потом он нанес ей девять ударов киркой.
— Глубоких? — поинтересовался Иванцов, у которого с лица не сходила бледность.
— Если, Женя, хочешь узнать с какой силой, то да, убийца с усилием выдергивал кирку из головы жертвы.
— Я понял, — все так же тихо прошептал Евгений.
— Далее. — Дмитрий Львович опять посмотрел в бумагу, закусил верхнюю губу и продолжил: — Следующая — Мария Баум. Ей по височной части головы с правой стороны был нанесен удар чем-то тяжелым. Чем — мне установить не удалось, но предположительно — железной дубиной или трубой.
— Почему железной?
— В ране я обнаружил частицы ржавого железа. Я попрошу уважаемого Георгия Ивановича обратить при завтрашнем осмотре пристальное внимание на что-либо подобное.
— Более никаких ран на теле Баум не нашли?
— Отчего же? Когда Мария упала лицом вниз, преступник нанес два удара по затылку.
— А мальчик?
— Янис?
— Да.
— Он не почувствовал никакой боли, убит во сне одним ударом кирки.
— И последний в списке — хозяин, — напомнил Аркадий Аркадьевич.
— Правая половина лица снесена режущим орудием, типа сабли, и более ни одной отметины преступник не оставил.
— Может быть, секирой с широким округлым лезвием. Такие у нас применялись раньше для обработки больших плоских поверхностей брусов и балок. Может, такой? — подал голос Юрий Иванович. Его немного поташнивало от кровавых подробностей. Кружилась голова, и начал подергиваться левый глаз.
— Возможно, — задумчиво произнес Дмитрий Львович, — тогда убийца должен обладать недюжинной силой.
— Видимо, — Аркадий Аркадьевич барабанил пальцами по поверхности стола, — а может, и нет, хотя… — Недоговорив, начальник уголовного розыска умолк, немного помолчал и продолжил: — Разные орудия убийства не наводят на определенные мысли?
— Преступник был не один? — озвучил мучивший всех вопрос Иванцов.
— Как тебе, Евгений, кажется — один он был или не один? — на помощь Кирпичникову пришел Громов.
— Исходя из полученных сведений, преступников могло быть двое. Поясню почему. Во-первых, способы убийства. В одних случаях кирка, в других — удушение…
— Ты не забывай про секиру и железную дубинку. По твоей логике, преступников получается четверо? — прозвучал то ли вопрос, то ли утверждение эксперта Георгия Ивановича.
— Ну… — только и сумел сказать Евгений и умолк.
— Георгий Иванович, что вы об этом думаете? — повернул голову к Салькову Кирпичников.
— Я затрудняюсь что-то категорически утверждать. Завтра взгляну надело с позиций полученных сведений. Но сейчас, — он развел в стороны руки, — простите. Мнение выскажу завтра.