— Дмитрий Львович, что можете сказать вы?
— Когда я исследовал трупы, — начал Вербицкий медленно, казалось, прислушиваясь к каждому сказанному собой же слову, — то тоже задавал себе вопрос: одной ли рукой нанесены раны, одной ли рукой убиты Соостеры — или бандой? Сопоставил рост жертв, высоту потолков, в какой момент нанесены смертельные удары. В ту минуту, когда они стояли? Сидели? И пришел к выводу, что все-таки убийца был один.
— Но орудия разные?
— Совершенно верно, разные. У преступника не было цели убить всех, что-то его встревожило, ведь до трагического вечера он спокойно жил на чердаке, наблюдал за жизнью семейства, но потом произошло что-то, разозлившее убийцу. Он схватил кирку…
— Но позвольте, — тихо сказал Евгений, — зачем преступнику обматывать полотенцем ручку кирки?
— Ты прав, незачем, если он собрался убить кого-то конкретного. Именно поэтому взял первое попавшееся под руку орудие.
Им оказалась кирка. Преступник знал, что на ручке останутся отпечатки пальцев, поэтому обернул полотенцем. Здесь ему хватило сообразительности, а вот о том, что оставил множество следов на чердаке, он не сообразил.
— Что-то не вяжется, — сказал Громов.
— Что именно? — спросил Дмитрий Львович.
— Не знаю, как объяснить, — Сергей Павлович провел большим и указательным пальцами по усам, — но не нравится мне ваше построение, вроде бы оно логичное, но не нравится. — Вербицкий пожал плечами, а Громов продолжил: — А если тот, с чердака, только свидетель, а убивал кто-то другой?
— В твоем предположении, Сергей Павлович, есть определенный резон, — Кирпичников начал протирать стекла очков, — его мы отметать не будем, проверим как одну из рабочих версий. Мы с вами рассматривали, что найдено, что узнано за сегодняшний день, но нет внятного мотива. Вот Юрий Иванович познакомит нас с тем, к каким выводам пришла эстонская полиция. И позвольте мне поблагодарить господина Кеёрну за то, что все представленные документы переведены на русский язык.
Эстонец посмотрел на начальника петроградского уголовного розыска и медленно произнес:
— Мы думали, что в ваших силах прийти к тем же выводам, что сделали мы, хотя… новый, то есть свежий взгляд на замыленные вещи гораздо лучше.
— Юрий Иванович, приезжая на новое место преступления, мы никогда не отбрасываем то, что сделано агентами уголовного розыска. Это просто глупо, ведь вы больше нас знаете местные обычаи, взаимоотношения людей, вам местные жители могут рассказать то, что не осмелятся сообщить приезжим. Так что вы не совсем правы, считая нас всезнайками. Без вас нам труднее вести дознание.
— Благодарю, — Кеёрна приложил руку к груди. — Теперь о наших земных делах. Когда мы ехали из города на мызу, я же вам рассказывал…
— Простите, Юрий Иванович, но дорога была не слишком легкой, и поэтому некоторые проспали весь путь и не слышали ваших слов.
— Хорошо. Наши крестьяне — традиционных христианских взглядов и поэтому не слишком жаловали семью Соостеров, считая их грешниками. Я говорил, что виной тому противоестественная связь отца с дочерью.
— Это установленный факт?
— Прежняя горничная сбежала от Соостеров, якобы застав отца с дочерью в непотребном виде на сеновале.
— Другие свидетели были?
— Не знаю, — честно ответил эстонец.
— Как к такому относилась жена Айно?
— Цецелия? Забитая женщина, подчинявшаяся всем причудам мужа.
— Тиран, — пробурчал Евгений.
— Ну, не тиран, а больше самодур, — подсказал Юрию Ивановичу Громов.
— Кроме того, Айно же приписывали отцовство мальчика Яниса, хотя в документах его отцом был записан Лану Шаас, это второй подозреваемый.
— Как этот попал в отцы?
— У Вену, дочери Айно, была с ним несколько лет назад связь.
— Этот Лану холост?
— Нет, женат.
— Вы опрашивали его жену? — поинтересовался Кирпичников.
— Вот она и заявила, что муж пришел почти под утро. Объяснить, где находился, он отказался, хотя ни на одежде, ни на сапогах не обнаружено ни пятнышка крови.
— Этот Шаас арестован?
— Нет, да и куда он может сбежать? Только в лес. А третий подозреваемый условен.
— Как это понять? — опять подал голос Громов.
— Каарл Грубер — муж Вену — был призван в армию в пятнадцатом году, и с тех пор его никто не видел и о нем не приходило никаких бумаг.
— Каких?
— О том, что погиб. Он как в воду канул. Но мы не списывали его со счетов скорее по… как это, по инерции.