— М-м-м, если так, то Анита, жена Шааса, могла знать, — загнул палец эстонец, — и… — Но дальше дело не пошло, и Юрий Иванович умолк.
— Договаривайте, знать мог и господин Кукк…
— Кукк? О нет! Он бы убил или на крайний случай искалечил бы ловеласа, — послышался смешок.
— Почему вы так думаете?
— Ревнив, вспыльчив, — помощник начальника полиции скривил губы.
— Я сказал, что не исключаю такого варианта. Ведь мог знать Кукк о визите Шааса к его жене?
— Мог, — с неохотой согласился Юрий Иванович.
— Человек непредсказуем, и как поступит в определенных условиях — только Богу известно. Вот вы возьмите и проверьте, действительно ли был господин Якоб Кукк у родственников.
— Обязательно проверю.
— Кстати, Громов сейчас проверяет версию о причастности к убийству верующих пуританских взглядов, они тоже могли следить за Шаасом и Соостерами, чтобы выполнить давно задуманную месть.
— Э, — эстонец погрозил Аркадию Аркадьевичу пальцем, — не сходится.
— Что?
— Соостеров лишили жизни перед отходом ко сну, так?
— Так, — согласился Кирпичников.
— Убийцы, сделав гнусное дело, сразу бы ретировались, так?
— Так.
— Тогда кто же жил почти четыре дня в доме Соостеров, возле трупов?
— Я ждал, — Аркадий Аркадьевич усмехнулся, — когда же вы вспомните и разобьете мои аргументы в пух и прах.
Юрий Иванович скромно потупился, а Кирпичников продолжил:
— Здесь еще один момент. Может быть, вышеупомянутые приходили на мызу, чтобы создавать вид…
— Я понял вашу мысль, но в таком случае они рисковали быть замеченными соседями. Тогда уж точно бы им не отвертеться.
Постучали в дверь, за которой послышалось шуршание одежды и спустя некоторое время раздался женский голос:
— Кто там?
Юрий Иванович ответил после того, как перевел Кирпичникову.
— Мужа нет дома, — снова тот же голос, но уже с определенной долей злости.
— Мы не к нему, а к вам.
— Якоб мне велел ни с кем не разговаривать. Он вернется вечером, тогда и приходите.
— Но нам надо поговорить с вами наедине, это касается только вас и некоего господина Шааса.
За дверью послышалось сопение, потом здравый смысл взял верх. Не стоило посвящать мужа во все подробности и без того несчастной жизни.
— Не можем мы поговорить через дверь?
— Нет, — резко ответил Юрий Иванович.
Когда дверь отворилась, Илзе стояла на пороге и прикрывала лицо платком, но было видно, что один глаз покрыт краснотой, второй заплыл, и только сейчас гости поняли, почему голос казался незнакомым. Видимо, Кукк постарался, и теперь губы Илзе более походили на губы африканских женщин. Хозяйка стыдливо прятала взгляд.
— Это… — начал Юрий Иванович, но его одернул Кирпичников:
— Не стоит.
— Что мы стоим у порога, — произнесла хозяйка, — проходите. И после того, как они вошли, выглянула за дверь и закрыла на щеколду.
— Что вы хотели узнать? — голос звучал безжизненно и отчужденно.
— Не нашли визит стал причиной вашей… размолвки с Якобом?
— О нет! — глухо сказала женщина. — Оказывается, мой муж догадывался о том, что мы… делаем в его отсутствие, но только недавно подозрение стало уверенностью.
— Илзе, если так, то все-таки поведайте нам: в котором часу в ночь с тридцать первого на первое к вам приходил Шаас?
— Точно сказать не могу, — женщина не отнимала платка от лица.
— Даже приблизительно? Ведь у вас часы с боем?
— Да, вы правы, как раз пробил один удар.
— Значит, в час? — спросил Юрий Иванович.
— Наверное, — пожала плечами Илзе.
Кирпичников задумался, потом обратился к хозяйке, словно она могла его понять:
— Скажите, часы бьют каждый час или полчаса тоже.
Хозяйка посмотрела на часы.
— Каждый час и полчаса.
В полчаса один удар и каждый час положенное количество?
— Да.
— Благодарю. Илзе, простите за столь бестактный вопрос, от кого Якоб узнал о Шаасе?
— Он проследил за ним.
— Почему же тогда он не вышвырнул Лану в ту трагическую ночь?
— Но он же был в Тапе.
— Понятно. Простите нас ради бога за вторжение. Мы более вас не побеспокоим. Где, вы говорите, находится ваш муж?
— В Тапе, у брата. — И она назвала адрес.
Кирпичников надел шляпу, на пороге достал портсигар, предложил папиросу Юрию Ивановичу и только после этого блаженно задымил.
— Вы что-нибудь понимаете? — спросил эстонец.
— Начинает немного проясняться с Шаасом.
— Не поясните? — на лице у помощника местной полиции читалось недоумение. — Не то ничего не понимаю.