— Тогда я был занят другими мыслями, хотя в один момент не мог избавиться от ощущения, что кто-то за нами следил. Но я подумал, что мне от страха показалось.
— Сейчас вы думаете иначе?
— Да, ведь когда этот Шаас покинул глупую дочь Айно, она была жива. Вот я и думаю, не убийца ли встретился мне?
— Значит, кто-то все-таки попался по дороге?
— Я больше склоняюсь к тому, что мне показалось.
— Почему вы не разобрались дома с Шаасом после того, как он вошел к вам в дом?
— Не знаю, я сразу же уехал в город.
— К сестрам Таурайте?
— Вы и это знаете? — Якоб поднял глаза на Кирпичникова.
— Все знать невозможно, — философски заметил Аркадий Аркадьевич, — но пытаться нужно. Вы помните мужа Вену Соостер?
— Каарла?
— Да, его.
— Смутно, — скривил губы Кукк, — да и видел я его всего несколько раз.
— Больше не встречали?
— Нет, — покачал головой хозяин, — как сгинул в пучине боев, так я его и не видел.
— Следовательно, добавить ничего не можете? Якоб пожал плечами и стер со лба холодный пот.
Когда вышли во двор, Юрий Иванович спросил:
— Арестовываем?
— Зачем? — удивился Кирпичников.
— Но видно же, что он чего-то недоговаривает. Темнит, как говорят у вас.
— Он просто, с одной стороны, напуган, а с другой — его гложет то, что выбрал такую жену.
— Он последним видел Соостеров.
— Последним их видел убийца, портрет которого, возможно, мы имеем.
— Каарла Грубера?
— Может быть. Да, нам здесь больше делать нечего, можем возвращаться.
— Или все-таки арестовать?
Кирпичников красноречиво посмотрел на эстонца.
В большой комнате присутствовали петроградские уголовные агенты и два эстонских представителя местной полиции: Юрий Иванович и Тыну. Аркадий Аркадьевич обвел взглядом присутствующих. Кто сидел, кто стоял, но все с вниманием смотрели на начальника, ждали, что он скажет. Но вначале он раздал фотографические карточки.
— Господа! Дознание хоть и черепашьим шагом, но все же движется вперед. С ранее подозреваемого Лану Шааса и с Якоба Кукка сняты подозрения, круг становится меньше. В поле нашего внимания, благодаря Юрию Ивановичу, попал незнакомец, который появился в местных краях перед Рождеством. Теперь этот человек исчез, и возникли подозрения, что это и есть Каарл Грубер, хотя имеется много сомнений в том, что мы будем иметь дело именно с ним. У мужчины — мы с вами будем называть его Грубером, пока не докажем обратного, — есть мотив для убийства. Во-первых, он мог узнать, что его тесть совратил свою дочь и та родила от него сына; во-вторых, он имел возможность следить за мызой и видеть, что там происходит; в-третьих, он отсутствовал почти четыре года и, даже если пребывал в плену, мог возвратиться гораздо раньше. И из плена можно было несколько раз в месяц отправлять родным открытки. Что не давало ему это сделать? Что могло его задержать? Не думаю, чтобы он искал лучшей доли в чужих краях, хотя тогда при возвращении ему не было бы никакого дела до того факта, как вели себя его жена и тесть.
Сотрудники молчали, только Женя Иванцов ерзал на стуле. Видимо, хотел что-то спросить или сказать, но не мог перебить начальника. Так и сидел, как на гвоздях: посмотрит на карточку, потом на лист бумаги в руке, пошевелит губами. И снова всмотрится в портрет Каарла Грубера, прочитает написанное на бумаге. Покачает головой и взглянет на Кирпичникова. Но тот то ли делал вид, что не замечает метаний Иванцова, то ли действительно ничего не видел.
— Какие будут дополнения к тому, что я сказал?
— Аркадий Аркадьевич, — голос Жени прозвучал глухо, он сказал «простите» и прокашлялся. — Извините. Вот я уже несколько минут смотрю на портрет, который запечатлен на фотографической карточке, и читаю словесное описание. Так вот, у меня складывается впечатление, что это два разных человека. И форма бровей, и губы, и уши, ну, ладно лицо, человек мог опрощать на казенных харчах, но все остальное… На карточке не виден рост Грубера, но ведь он явно ниже невесты, а Вену Соостер, как я знаю из отчета доктора, не выделялась высокой статью. Значит, нам дан словесный портрет не Каарла.
Часть третья
Дело о подмене
— Что ж, Евгений, — улыбнулся Аркадий Аркадьевич, — я ждал, кто первым заметит, что фотографическая карточка Каарла Грубера не имеет отношения к словесному портрету. Позволь отметить твое чутье. Наверное, к каждому из нас закрадывалась эта мысль, но мы не решались произнести ее вслух.