Дав женщине выговориться и отзвучать ее горю, Дмитрий мягко перехватил нить разговора.
— Валентина Николаевна, послушайте, что я вам скажу. Случай сложный, конечно, но не безнадежный, уверяю вас. Я вас прошу, не отчаивайтесь, пожалуйста.
— Я уже, честно говоря, ни на что не надеюсь…
— Так вот, здесь налицо целый комплекс причин, в том числе скверная наследственность. Плюс с детства имеет место тяжелая психическая деформация — алкоголизм отца. Кроме того, у него одна из самых сложных и труднопреодолимых психологических защит — он спрятался за образом шута и все переводит в юмор, в шутку. А это значит, на критику его вывести труднее всего.
— И что же делать? — в голосе Валентины Николаевны зазвучала затаенная надежда. Спокойный и мягкий голос Дмитрия успокаивал и внушал уверенность.
— Начать надо с понимания. Если человек пьет, значит, ему это зачем-то нужно. И относиться к этому надо с уважением. Его оправдания, объяснения нужно принимать к сведению, но маловероятно, что они отражают истину.
С ним надо поговорить, понятно, что это непросто. Он, как и большинство страдающих алкоголизмом, не считает, что ему нужна помощь, он считает, что здоров. Поэтому нужно правильно выбирать время для разговора. Пока человек получает от алкоголя удовольствие, или, скажем, преимущественно удовольствие, все усилия достучаться до него не приведут к успеху. Обрабатывать его нужно тогда, когда отрицательные последствия пьянки проявляют себя больше, чем обычно. Знаете, у нас, тех, кто работает с алкоголиками, есть такая присказка: «Каждый должен достичь своего дна». Это не значит, что нужно позволить ему допиться до чертиков. Но это дно нужно дать ему почувствовать во всей красе. Но в увещеваниях ни в коем случае не допускайте унижений, ругательств, хоть это и тяжело иной раз, я понимаю. Дайте ему почувствовать свою любовь, готовность помочь в любой момент.
Дмитрий еще о многом рассказывал увидевшей проблеск надежды женщине. О том, что нужно завести сообщников среди родственников, друзей, соседей. О том, в какой момент и что именно нужно говорить человеку, чтобы страх перед последствиями пьянства стал сильнее желания пить. О том, что нужно пробудить самое главное — желание бороться.
Говоря все это, Дмитрий чувствовал, как наполняет уверенностью несчастную женщину, он и сам заряжался убедительностью и значимостью произносимых фраз, словно способных, как магические заклинания, отвести беду. В завершение он рассказал об имеющихся в городе восстановительных центрах и о существующих реабилитационных программах. В ее ответах и уточняющих вопросах он слышал благодарность и медленно крепнут шую надежду. И это наполняло его сердце радостью.
— Спасибо вам, доктор! — ее голос дрожал.
— Я не доктор.
— Ой, ну я уж не знаю, как вы там называетесь… Спасибо вам. Я как-то прям зарядилась от вас. Может, и вправду все наладится.
— Обязательно наладится, Валентина Николаевна, вот увидите.
Но голос женщины вдруг опять стал испуганным:
— А я, знаете, Дмитрий… Иной раз не могу отделаться от мысли… Мне иногда кажется, что это одержимость.
— То есть?..
— Иногда, когда он совсем сильно пьет, он становится словно одержимый, словно его самого уже нет здесь, и ты можешь говорить ему все, что хочешь, но он не слышит, потому что его тут уже нет, а есть кто-то другой. Сидит в нем, смотрит на меня и ухмыляется.
Дмитрий побледнел, с него вдруг слетела вся его уверенность, а в душе поднялось необъяснимое смятение.
Голос Валентины Николаевны становился все тише, словно само то, что она говорила, пугало ее:
— Ощущение, что в нем бес, и он смотрит прямо на меня, и в такие моменты мне становится очень страшно. Я, наверно, дура старая?
Дмитрий почувствовал холодок на коже, будто потянуло откуда-то. С какого-то разбитого окна?!
— Нет, хм… Вы просто долго находились в состоянии психологического стресса, это… Так бывает… То есть…
Дмитрий, закрыв глаза, глубоко вдохнул, на какое-то время задержал дыхание, словно раздумывая, стоит ли вообще дышать дальше, и, медленно выдохнув, сказал:
— Знаете, мне знакомы эти ощущения. Мой отец был алкоголиком, очень сильно пил. В детстве мне тоже иногда казалось, что, когда он напивается, им управляет что-то… Некто другой. Я настолько в это верил и боялся… И я почему-то был уверен, что об этом никому нельзя рассказывать, потому что если кто-то узнает, то этот демон вернется и опять будет повелевать моим отцом. Но, видите ли, хоть я никому и не рассказывал, отец все равно пил и напивался вусмерть. Понимаете? Не было никакого демона или беса, не было никакой одержимости, был просто испуганный ребенок, живший в этом аду и пытавшийся хоть как-то оправдать своего отца. Вот и все!