Поняв, что здесь ничего не добиться, Екатерина Андреевна направилась к толпящейся у входа в банкетный зал публике. Стараясь не привлекать внимания, она сперва прошла мимо, потом вернулась и пристроилась возле пары очень уж молодящихся дам в совершенно, на взгляд Екатерины Андреевны, не подходящих их возрасту платьях с откровенным декольте и с броским макияжем, словно у молодых кокоток. Одна дама была весьма в теле, но ее полноту компенсировал роскошный бюст, отвлекающий взгляд от прочих недостатков фигуры. Другая, напротив, была худа и высока как каланча, бюст отсутствовал напрочь, на обнаженном декольте резко выделялись острые ключицы. Но эта дама обладала пышной каштановой гривой, что тоже являлось своего рода магнитом для мужских взоров, будто заслоняя собой все, что было в ней непривлекательного.
— Я вам точно говорю, — шепотом произнесла каланча.
— Подумать только! — воскликнула толстуха, и бюст ее заколыхался, словно молочный пудинг.
— Я тоже сперва не поверила.
— И давно это у них?
— Давно. Говорят, она чуть не каждый день к нему в кабинет бегала.
— А что муж? Как же он терпел?
— Фрайман? Я вас умоляю! Что может этот хлюпик против Мардасова? Где он, и где Мардасов.
— Но, выходит, все-таки не выдержал, раз убил.
— Наверно, допекло. Сколько ж можно терпеть, как твой начальник с твоей женой…
— Так она же уволилась.
— Ну, уволилась. Может, они и вне работы…
— Простите, пожалуйста, — неожиданно встряла в разговор Екатерина Андреевна, — а вы уверены, что это правда?
— Ну конечно! — обернувшись, воскликнула каланча. — Вся фирма об этом знает… А вы из какого отдела?
— Я из протокольного, — заговорщическим тоном сообщила Романова.
— У нас есть такой отдел? — удивленно спросила каланча пухлую обладательницу роскошного бюста.
— Ну, раз говорят, значит, есть, — ответила та.
— Да уж! — произнесла Екатерина Андреевна, отходя от парочки сплетниц.
— А вы куда? — спросила рыжая. — Просили же не расходиться.
— Да я на минутку. Мне надо.
— Так туда же все равно не пускают.
— А я в запасной.
— Тут что, есть запасной? — вновь обратилась с вопросом к пухлой собеседнице каланча.
— Ну, раз говорят, значит, есть, — пожав плечами, ответила та.
Капитан Завадский расхаживал по кабинету управляющего гостиницей, засунув руки в карманы слегка помятого серого в крапинку пиджака и глядя себе под ноги, а точнее, на носок одного из своих ботинок. Обувь была начищена до безупречного блеска, и лишь на носке этого самого ботинка предательски выделялась серая полоска — тоненькая и, скорее всего, постороннему взору не заметная, но взгляд Завадского, единожды уцепившись за этот дефект, причиной которому стал не вовремя попавшийся на дороге камень, о который он споткнулся, больше уже не мог от него оторваться.
За столом управляющего сидел помощник Завадского, или, как он сам предпочитал себя называть, — напарник, совсем еще молодой лейтенант Чайкин. Взъерошенный, одетый в бежевую водолазку с толстым воротом, он больше походил на студента, чем на полицейского. Напротив него, сгорбившись, приютился на краешке стула бледный и растерянный Иван Абрамович Фрайман.
— Итак, Иван Абрамович, — деловито произнес Чайкин, — вы утверждаете, что в туалете, помимо вас, была какая-то брюнетка?
— Именно.
— В черном платье?
— Да, в черном.
— А вам это не кажется странным?
— Категорически кажется. Я же говорю вам, я просто обомлел.
— И что, по-вашему, могла делать женщина в мужском туалете?
— Я не знаю.
— Женщина! В черном! — усмехнувшись, произнес Завадский. — А может, у нее еще коса была?
— Нет, косы не было, — не поняв сарказма, ответил Иван Абрамович. — У нее короткая стрижка была, где-то вот так. — Он показал рукой на уровне плеч.
Завадский, не выдержав, сел на корточки и потер пальцем царапину на ботинке. Царапина стала бледнее, но не исчезла. Стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей о безвозвратно испорченном ботинке.
Он встал и посмотрел на Чайкина:
— Кого там еще несет?
— Я не знаю, — сказал Чайкин. — Может, что-то нашли?
— Ну, скажи, чтобы вошли, — велел Завадский, как будто сам не мог этого сказать.
— Войдите! — крикнул Чайкин.
Дверь кабинета распахнулась.
— О, нет! — воскликнул Завадский и даже прикрыл рукой глаза. На пороге, сияя своей неотразимой белоснежной улыбкой, стояла Екатерина Андреевна Романова.
— Тетя Катя? — растерянно пробормотал Чайкин.