Андрюшка улыбнулся, подал руку Калинычу и, сказав, что зайдет послезавтра, вышел из комнаты.
У самых дверей его встретил молодой оборванный субъект и, заградив ему дорогу, хрипло произнес:
— Господин Карицкий…
— Что вам угодно? — спросил Андрюшка, спокойно смерив собеседника с ног до головы.
— О! Много, очень много…
— Я к вашим услугам.
— Мне хотелось бы поговорить с вами где-нибудь в другом месте.
— Пойдемте в трактир напротив.
— Очень благодарен…
— Куда же вы?
— Я сейчас возьму шляпу.
— Ага! — И Андрюшка поспешными шагами направился к выходу, чтобы как можно менее возбуждать внимание окружающих.
Выйдя, однако, за ворота дома, Андрюшка Оглянулся, идет ли Степанидин.
Последний бежал в это время по двору, на ходу застегивая другую визитку, менее рваную, чем та, которая была на нем в первую минуту встречи.
Трактир, про который говорил Андрюшка, был как раз напротив ворот дома, из которых вышли теперь два новых знакомых.
Перейдя улицу, оба они молча вошли в дверь, проурчавшую блоком, состоящим из веревки, продетой в колесо, и увесистого кирпича.
Внутреннее убранство заведения поразило бы самый невзыскательный взор своей грязью и убожеством, но Андрюшка, ничуть не смущаясь, прошел в соседнюю, менее людную комнату и, поместившись в углу за старым, давно уже молчаливым органом, потребовал водки и закуски.
Когда половой отошел, чтобы исполнить приказание, Андрюшка сразу обратился к Степанидину с лаконичным вопросом:
— Ну-с, что вы мне хотели сообщить… Говорите коротко и без всякого стеснения. Я сегодня имею больше дел, чем времени.
Степанидин провел рукой по волосам, отплюнулся и облокотился на стол.
— Вот что, господин Карицкий, — начал он немного нерешительным тоном, — то, что у вас теперь баки другого цвета, дает мне право предположить нечто.
— Не играйте в загадки, — угрюмо ответил Андрюшка, — и скажите коротко, что вы предполагаете.
— Я предполагаю, что вам надо скрываться…
— Совершенно верно.
— Кроме этого: что у вас важные дела.
— Совершенно верно.
— Вы, вероятно, не один же их обделываете?
— Конечно.
— У вас есть помощники, друзья, доверенные люди?
— Да.
— Присчитайте меня к числу их…
Андрюшка улыбнулся.
В это время половой подал водку и закуску.
Степанидин, выжидательно поглядев на своего собеседника, вдруг энергичным жестом схватил графин и, налив себе два стакана, выпил их один за другим.
— Я знаю, чему вы улыбаетесь, — заговорил он уже несколько хмельным голосом, — вам странно и, может быть, глупо кажется, что человек совершенно незнакомый навязывается вам в друзья и сообщники, но если бы вы, с вашим очевидным умом, заглянули в мою душу и вместе с тем выслушали мою короткую историю, то не усомнились бы в моем желании служить вашим интересам ради своих или, что то же самое, ради мщения!..
Андрюшка внимательно поглядел на него, а Степанидин, еще раз проведя рукой по своим белесоватым мягким прядям, продолжал:
— Я погибший человек, господин Карицкий, но я гибну не по своей вине, я игрушка судьбы, я ее остроумная шутка среди людей, к которым она относится серьезно… Я получил образование в К-ом университете и приехал сюда с головой, полной надежд и планов. Для осуществления их я вознамерился увеличить свой капиталец, который мне пожертвовал мой барин, мой отец… его сиятельство князь Иван Григорьевич Карпатский, но о судьбе этого капитала, я думаю, вы догадываетесь, видя меня в таком состоянии. У господина Флирта хорошо и счастливо играют! Я же не умел играть и не обладал никаким счастьем… Я проиграл все, в то время как вы так блестяще понтировали на знаменитую двойку пик…
Степанидин опустил голову и замолчал, а когда поднял ее, в глазах его стояли слезы… Он еще несколько секунд поглядел этими остекленевшими глазами в лицо своего собеседника и вдруг сильно ударил себя в грудь:
— В этой душонке, Карицкий, раньше было столько запросов к жизни, столько самой этой жизни и столько дьявольской гордости, что я не мог поступить иначе, как поставить на карту все. Если бы я выиграл, я бы достиг своего, я бы отплатил пустившему меня на свет с патентом позора!..
Степанидин опять замолчал и вдруг схватился обеими руками за голову:
— О, черт возьми! А это? Это было последним ударом, который окончательно упрочил во мне жажду отмщения… Я был влюблен и уже надеялся быть счастливым, принимая сожаление за ответное чувство, но в тот день, когда я, весь дрожа от страха, вымолвил слово о своих намерениях, мне улыбнулись в лицо с гордостью и дерзостью, достойной этой спесивой семьи… Мне ответили вопросом: «Скажите, отчего у вас женская фамилия?» Я побагровел и выбежал вон из проклятого дома…