Один из зэков, длинный и мосластый, не оборачиваясь, подал обиженный голос:
— Гражданин начальник, никакого оружия у нас нет. Клянусь. Век воли не видать!
— А чем же тогда вы, Жираф, убили этих двоих? — жестко спросил Волков и разрешил: — Можете повернуться и встать нормально. Так чем же? Может, пальцем? Ну, тогда продемонстрируй свое искусство при мне, Жираф. Я разрешаю тебе застрелить меня пальцем. Молчите?! Вопрос ко всем: чем вы убили своих сокамерников? Я не спрашиваю за что, я спрашиваю — чем.
— Мы их не убивали, гражданин начальник, — приложил руку в наколках к изрисованной груди широкоплечий, с короткой шеей заключенный, — мы — честные зэки и не любим «вола крутить».
— Подожди, Александр Семеныч, — вмешался Соколов, — позволь мне, раз уж я здесь оказался. Прежде надо осмотреть трупы. Хотя, может быть, они еще и не трупы вовсе.
— Твое право, — буркнул недовольно начальник СИЗО и, заложив руки за спину, словно зэк на прогулке, стал прохаживаться возле двери.
Василий Андреевич сделал знак судмедэксперту.
— Осмотрите тела, Вадим Степаныч.
Медицинский эксперт молча кивнул и подошел к лежащим зэкам. Склонившись над ними, он посмотрел в их раскрытые выпученные глаза и, больше для формальности, чем надеясь на чудо, стал нащупывать у них пульс. Но пульса не было, как он и ожидал.
— Эти двое так же мертвы, как и их коллега в карцере, — констатировал Вадим Степанович, выпрямляясь. — Не вызывает сомнения, что и убиты они тем же способом. Но каким — до вскрытия ответить даже предположительно не могу.
Старший прапорщик Дубов, подойдя к начальнику Бутырки, доложил:
— Товарищ полковник, никакого оружия и вообще ничего подозрительного при обыске не обнаружено.
Волков озадаченно посмотрел на Соколова. Василий Андреевич задумчиво кивнул, давая понять, что он слышал доклад контролера. Подойдя к заключенным, переминающимся возле стены, он спросил длинного, которого полковник назвал Жирафом:
— Расскажите, как это произошло? Подробнее. Меня интересуют детали.
— А здесь и трындеть не о чем, — пожал костлявыми плечами длинный. — Боксер и Колун неожиданно стали задыхаться…
— Это их фамилии?
— Нет, кликухи.
— Продолжайте.
— Ну так вот, стали задыхаться. Схватились за горло. Закачались, как бухарики, и завалились. Ломало их по-страшному, как нарков на измене. А потом вдруг сразу вместе и затихли. Может быть, они чем отравились?! Но при нас ничего не ели. Только курили.
— А раньше они наркотики принимали?
— Нет. Гарантия. В нашей камере наркотой никто не баловался. Соколов в задумчивости отвернулся от зэков. Посмотрев на судмедэксперта, предположил:
— Вадим Степаныч, а что, если это результат какого-то отравления?
— Простите, Василий Андреевич, вы же знаете, что я гаданиями не занимаюсь. Вскрытие покажет.
— Что ж, тогда очень вас прошу сделать вскрытие как можно быстрее.
— Постараюсь, — деловито ответил судмедэксперт и слегка поклонился.
Но тут произошло такое, что напрочь исключило вскрытие трупов. Из коридора, а точнее из карцера, расположенного в противоположном конце коридора, донесся душераздирающий мужской вопль.
Все кроме зэков выскочили из камеры в коридор.
— Закрой камеру! — приказал полковник Дубову и тяжело побежал на продолжающийся крик. Остальные поспешили за ним.
Не добежав метров пяти до карцера, из которого все еще доносились вопли смертельно испуганного мужчины, полковник и его попутчики, бежавшие трусцой следом, вдруг остановились. Ужас сковал их. Из раскрытых дверей карцера неуверенной, шатающейся походкой пьяного человека вышел… Алиджанов. Тот самый Алиджанов, который недавно был трупом. В том, что это именно он, не оставалось никаких сомнений. Трудно было поверить в реальность происходящего. Однако все остолбеневшие в коридоре мужчины отчетливо видели перед собой Алиджанова, в смерти которого только что никто не сомневался. Между тем маньяк, выйдя в коридор, медленно двинулся им навстречу, опираясь одной рукой о стену, а другую выставив перед собой, словно слепой. Немигающий взгляд его был устремлен в потолок, лицо искажено страдальческой гримасой. По мере того как он продвигался навстречу сгрудившимся людям, те отступали от него по коридору. Так, скованные ужасом, люди отошли от карцера вместе с маньяком метров на десять. Тут из карцера, крик в котором прекратился, показался бледный как простыня эксперт-криминалист, без берета, с растрепанными волосами. Видно было, что ноги с трудом слушаются его, а руки трясутся, как у заядлого алкоголика. Выйдя в коридор и не в силах произнести ни слова, Юрий Ефимович в изнеможении опустился на пол и, навалившись плечом на стену, схватился за сердце.