— Пророк лично вызвал меня, — продолжил проповедник Закона как ни в чем не бывало, — он сказал мне твое имя. «Саид Ублюдок — что он такое?» — так он сказал.
— И это все? — Саид мягко улыбнулся и развел руки в стороны.
— Больше, чем обычно получают отбросы вроде тебя.
— Я всего лишь скромный праведник на службе у халифа, друг мой. Ищу пропитание для его армии. Как и всегда, мои дела и помыслы направлены лишь на благо Святой Земли.
— Увидим.
— Зачем ждать? — Саид решительно направился к проповеднику, который неожиданно растерял все свою суровую серьезность. — Разве проповедники не могут читать мысли и память как открытую книгу?
— При необходимости.
— Прочитай же тогда меня, — Саид остановился в шаге от проповедника, — и убедись, что мои слова тесно переплетены с моими делами.
— Чтение чужих мыслей не дозволено Пророком. Мы прибегаем к подобным практикам лишь в самом крайнем случае.
Улыбка невольно растеклась по лицу Саида: не каждый день увидишь, как лжет проповедник Закона.
— Я даю свое разрешение. Ты сам сказал — Пророк удостоил меня вниманием. Это ли не особый случай? Впрочем, если тебе предпочтительнее месяцами ходить за нами по пятам, я не стану перечить воле Закона.
Лицо проповедника дернулось и, скрипнув зубами, он положил свою ладонь на лоб Саида.
— Да будет так, — сказал проповедник, и Саид почувствовал, как одно из прижатых к его коже колец стало нагреваться. Вскоре оно начало жечь не хуже раскаленного докрасна железа.
— Смотри внимательно, — прошипел Саид сквозь боль.
Видя мучения Саида, проповедник улыбнулся, но уже через мгновение улыбка его растаяла, лицо побледнело, а глаза округлились от ужаса. Проповедник попытался отдернуть руку, но Саид схватил его ладонь обеими руками и с силой прижал раскаленное кольцо к своему лбу.
— Смотри внимательно!
Проповедник упал на колени, закричал, пытаясь вырвать схваченную Саидом руку. Он даже забыл использовать свою магию. Пробовал отползти, дергался, но Саид держал крепко. Отчаянно отталкиваясь ногами, проповедник все же сумел освободиться, неловко упал на спину, но тут же перевернулся и стал отчаянно блевать, пачкая свои дорогие одеяния и драгоценный синий пояс. Одновременно с этим он дрожащими руками пытался стянуть с пальца свое волшебное кольцо.
Саид смеялся. Ожог на его лбу пульсировал болью, голова раскалывалась, а внутренности будто сковало холодом. Но он стоял над лежащим в собственной блевотине проповедником и смеялся.
— Это еще не конец, Саид, — проповедник мотнул головой, и его одежды очистились, а сам он поднялся на ноги без малейших усилий. Лишь гнев в его глазах напоминал о произошедшем. — Ты мертвец!
— Я умирал уже трижды, проповедник, и однажды ногтями царапал свой гроб. Смерть не любит меня, и ты не можешь убить меня: если бы Пророк хотел мою голову на шесте, он прислал бы проповедника Мира. Убирайся в свои миражи, маленький проповедник, и продолжай прятаться в моей тени. Следи пристально, и я обещаю, что буду думать о тебе каждый раз, когда пойду по нужде.
Смех Тринадцати сопровождал проповедника, пока он вновь не растворился в воздухе. В этот раз он прятался лучше, но можно было заметить, как кусочки его тени пляшут в переменчивом свете факелов.
Слегка пошатываясь, Саид подошел к Иршаду, смиренно сидящему возле загруженной телеги. Увидев его, сын халифа вздрогнул и поспешил достать деньги.
— Тут все, что тебе причитается. — Упругий кошель приземлился в руки Саида. — С тобой договаривались на двадцать мешков, но мы заберем все. Излишки оплачиваться не будут.
Саид взвесил кошель в руке, раскрыл его и вытащил наружу одну из множества стальных пластинок с вырезанными на ней письменами — слово Пророка. «Совершенное зло имеет долгое эхо и долг праведных не умножать его собственным голосом» — гласила табличка. Цитата из «Шестых слов», не особо ценная. Саид усмехнулся и вернул табличку обратно в кошель.
— Скажи мне, сын халифа, видел ли ты в лагере женщину?
— Тебе нужно быть конкретнее. Армия халифа почти безмерна и лагерь тянется до горизонта и дальше. Там сотни, может даже тысячи женщин. О какой именно женщине ты говоришь? Как она выглядит? Как одета? Что ищет?
— О, если бы ты видел ту самую женщину, ты не задавал бы мне столь глупых вопросов. Стало быть, она еще не появлялась.
— Я мог не заметить ее появления. Ты меня не услышал. Как я и сказал, это большой лагерь.