Мучившая мальчишку рана не позволяла забыть о скорой смерти, избежать которой он почти не надеялся — если уж быть честным с самим собой, а не бахвалиться перед товарищами. Не лучший ли момент, чтобы совершать безумные поступки — на которые иначе не решился бы?
Тем более что под руку подвернулся венок из душистых трав и цветов: кто-то нацепил его на торчащую из забора палку, да так и забыл. Эрвин с трудом поднялся: боль не давала покоя, но кое-как идти он еще был в силах.
— Я… ну… это…
Слов толком не нашлось, но мелко дрожащие руки кое-как протянули венок. Незнакомка охотно его приняла.
— Просто. ну. с вами никто не танцует.
— Они меня не замечают, Эрвин.
То, что на столь красивую женщину никто здесь не обращал внимания, поразило мальчишку: он даже не заметил — незнакомка откуда-то знает его имя. Сама она назвалась, опередив вопрос Эрвина.
— Берта.
— Берта… красивое имя.
Эрвин покривил душой, конечно: имя было самое простое, крестьянское. Скольких Берт он уже успел встретить за время своих скитаний? Но это не имело никакого значения: все, что было связано с этой женщиной, становилось таким же прекрасным, как ее бледное лицо.
Настал миг растерянности — а что же дальше говорить, что делать? Эрвин сам неосторожно завел речь о танцах, но какой из него нынче танцор, с гноящейся раной от оставшейся в теле пули. Мальчик мало представления имел о том, как вообще следует общаться с женщинами: устройство аркебузы он точно знал лучше. Красота Берты нагоняла то самое беспомощное оцепенение, которое всякому мужчине знакомо — по крайней мере, из воспоминаний юности.
Снова раздались раскаты грома: уже куда более близкие, чем прежде. Берта на мгновение отвлеклась от Эрвина, подняв небесного цвета глаза кверху. Ее красиво изогнутые губы почти неслышно прошептали:
— Ты необычный мальчик, Эрвин.
— Правда?..
Не стоило так переспрашивать, это Эрвин сразу понял. Прозвучало слабо, неуверенно, по-детски. Но сказанного не воротишь, слово — что мушкетная пуля: вылетело так вылетело.
— Ну, я на лесть времени не трачу. Ты отважный. Ты бесстрашно пошел под пули и так же подошел ко мне. Это дорого стоит. Вы трое. ты, Дитмар и Мирослав. вы могли бы стать великим людьми, я вижу это. Жаль, что не судьба, правда?..
А вот это прозвучало пугающе. И вовсе не потому, что женщина знала куда больше, чем Эрвин рассказал — да он и вообще слова промолвить о себе пока не успел. Собственная судьба тоже не страшила: Эрвин успел смириться со смертью. Но что значит — «не судьба», для его друзей? Неужели?.. Нет, вот это было ужасно. Невыносимо ужасно. Страх и отчаяние ясно отразились на мальчишеском лице.
— Почему?..
— Ты плохо слушал у костра и в деревне? Косарь идет сюда. А этот праздник. Они приветствуют Косаря, сами того не осознавая. Дикая Охота скачет, и копыта ее коней звучат в небесах громом.
Берта потянула Эрвина за руку, и он послушно опустился на сырую землю рядом с ней.
— Вы все погибнете этой ночью, Эрвин, — страшные слова прозвучали с вкрадчивой мягкостью; женщина коснулась его щеки. — Это уже решено.
Как? Не может быть. То есть, может — смерть всегда дышит в спину, и мальчишки привыкли к ней. Но невозможно, чтобы это было предначертано. Не бывает такого, чего нельзя было бы изменить! Хотя бы для его друзей.
— Я не хочу.
— Ты не хочешь умирать?
— Я не хочу, чтобы они умирали.
Ладонь Берты соскользнула со щеки на шею, проследовала на затылок, тонкие пальцы ласково зарылись в волосы. Другая ее ладонь коснулась лица Эрвина. Это было очень приятное ощущение — возможно, лучшее, что мальчик когда-либо испытывал. Уж точно близкое к тому, чего ему больше всего хотелось.
Почему он охотно верил этой женщине? Может, потому что она явно знала о нем и его друзьях то, чего знать никак не могла. А может, Эрвин просто успел одной ногой шагнуть куда-то на другую сторону — и теперь видел вещи совершенно не так, как его друзья, беззаботно плясавшие неподалеку. Наверняка не слышащие грома из-под копыт войска Косаря. Не глядящие в эти необыкновенные синие глаза.
— Если ты действительно хочешь спасти своих друзей, Эрвин…
Губы Берты почти коснулись его уха, голос шелестел изумительно нежно
— …то ты догадываешься, какова цена? Если попрощался с собственной жизнью, не мешкай. А коли боишься за душу, вспомни слова своего Господа: нет больше той любви, чем если. сам знаешь, как там дальше говорится.
Эрвин помнил эти слова, разумеется. И уже превосходно понимал, о какой именно сделке идет речь. Почему-то совсем не испытывая страха — только сомнения.