Год Господень с тех страшных дней сменился три дюжины раз. Война давно закончилась — противники просто обессилели, никто не добился в итоге победы. Но теперь новым мальчишкам, поколению послевоенному, этого не рассказывали. Говорили только о былых подвигах. По крайней мере, здесь — в землях Иоахима II. Но и во вражеском королевстве все наверняка обстояло так же.
Отступил и Косарь со своим призрачным войском: поднялся на коне в бушующие небеса, и погасло их пламя. Темные силы взяли свое. Господь, что в годы войны с отвращением отвернулся от паствы, снова явил свою благую любовь. Жизнь мало-помалу наладилась.
Отстроили разоренные деревни, засеяли сожженные поля, заселили вырезанные замки. Вернувшиеся с войны к женам — своим или чужим, зачали потомство и вырастили его. Тяжким трудом и истовыми молитвами подданные Иоахима II восстановили почти все то, что сами же бессмысленно погубили. В этом видели естественный процесс, какой-то круг жизни — будто после зимы настает весна, а за ней лето.
Конечно, лето не будет вечным, рано или поздно снова выпадет снег. Появится новый враг или соберется с силами старый. Случится новая война. но пока не время об этом думать.
Столичная площадь после заката делалась безлюдной — а сегодня ночь выдалась холодной, и все попрятались по домам раньше обычного. Медленно спускались с неба колючие зернышки: первые снежинки, слишком ранние.
Они пришли сюда втроем, даже без охраны. Жены и дети давно спали, спал весь огромный город — только стражники стойко держались в ночном дозоре. Безлюдность пришлась очень кстати: личные воспоминания не любят посторонних глаз и ушей. А этот памятник, вроде бы восхваляющий подвиги всего великого войска — от лучших рыцарей до вкусивших несладкой солдатской доли. с ним все было не так просто.
На помпезном постаменте, поднимающем ввысь величественные фигуры абстрактных Рыцаря и Ландскнехта — двух столпов выдуманной победы в бессмысленной бойне, не высекли никаких имен. Здесь подразумевался народом каждый из погибших. Любой, наверное, называл какие-то дорогие именно ему имена, глядя на этот монумент.
А те трое, кто памятник задумал, вспоминали два имени: Фридрих и Эрвин.
Король Иоахим II, великий орденский магистр Дитмар фон Берлинагер и фельдмаршал Мирослав — который отказался от предложенного титула, считая себя военным вождем простых солдат. Этой ночью стояли они перед памятником — пережившие войну, в отличие от своих друзей.
Мужчины, уже давно прошедшие свой пик и начинающие ощущать холодное дыхание старости. Бронзовые плащи монументальных фигур навеки застыли, расправленные невидимым ветром — а плащи лучших людей королевства вздрагивали от настоящих его порывов.
Все эти годы Иоахим II прожил с горьким осознанием: часть его самого умерла в походном шатре вместе с единственным настоящим другом. Но другая часть сделалась великим королем, быть может, именно благодаря этому. Что до Дитмара и Мирослава, то они старались пореже думать о жертве Эрвина. Совершенно бесплодно старались — ибо все равно вспоминали ту деревеньку каждый день. Пусть и хоть на мгновение.
Молчание затянулось. Мирослав, так на всю жизнь и оставшийся чуждым такту да изысканным манерам, первым решился разорвать его.
— Фридриха я не видал, а вот Эрвин все ж таки вышел непохожим. Сам-то он. ты помнишь, Дитмар? Ростом бы мал да тщедушен. А тут — глянь! Грудь, как у коня!
Король промолчал. Он ценил Мирослава за верность и отвагу, а на речи его — всегда дерзкие и часто неуместные, давным-давно привык не обращать внимания. Такому человеку дозволено. Зато Дитмар фон Берлинагер молчать не стал.
— Пустое. Мы все тогда были малы, и Эрвин тоже… мальчишки, что взять? Но по-другому чуть на это взглянешь и думаешь: а не хватит во всем королевстве бронзы, чтобы отлить наших друзей в полный рост.
— Красивые слова, магистр. В вас, спустя столько лет, все-таки раскрылся талант оратора?
— Что вы, мой государь! — Дитмар усмехнулся в густую седеющую бороду. — Я эти слова не сам выдумал. Слыхал где-то. уж и не вспомню. Пойдемте в замок: холодно ведь, зима на пороге. которое число нынче?
— Почти то же, что тогда. — Король невольно поморщился.
— Не знаю, как вы — мой государь, а лично я Косаря больше не боюсь. Однако в замок действительно пора: не в наши годы подолгу стоять на ветру.
Сергей Чернов
ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ