— Я дарю тебе эту боль, Кабир. Возлюби ее, как прекраснейшую из женщин, думай только о ней, живи ею, тогда она поможет тебе. И никогда более не сомневайся во мне.
— Спасибо, — прохрипел Кабир и улыбнулся окровавленными зубами. — Больше никогда.
Поднявшись на ноги, Саид увидел сухую фигуру старика Закарии, безмолвно указывающую в непроглядную ночь.
— Едут, — сказал он своим сухим, как хворост, голосом и опустил руку. — Три телеги.
Посмотрев в указанном направлении, Саид ничего не увидел, и слух его тоже не распознал никаких признаков приближающихся телег. Однако сомневаться в словах старика было глупо: Закария никогда не ошибался. Порой Саид подозревал, что за сединой и морщинами прячется один из проповедников Пророка, но старый проповедник — это такой же абсурд, как и твердая вода.
Через некоторое время Саид тоже услышал телеги, и вскоре те проступили из темноты. На передних стойках горели факелы, освещая дорогу возницам, две из них уже были заполнены мешками с провиантом и фуражом, укрыты от непогоды плотной тканью. Третья же была пуста — и именно она свернула в сторону Тринадцати.
Когда телега приблизилась, стали видны и солдаты, сидящие рядом с возницей. Справа от телеги на гордом жеребце выехал вперед офицер в дорогих доспехах и накидке темно-зеленого цвета, повязанной через плечо. Раскрытая ладонь была вышита белыми нитями на той накидке — знак халифа. Присмотревшись, можно было увидеть, что знак этот обшит золотыми нитями и золотом же вышиты восемь Первых Слов на белой ладони. Саид нахмурился, поднялся со своего места и проверил, легко ли ходит в ножнах сабля. Его люди молча встали позади.
— Золотые нити в его тканях, — прошелестел голос Закарии за спиной Саида, — не слуга халифа едет к нам, а его кровь.
— Я вижу, Закария, я не слепой.
— Я переживаю не за твои глаза, айвар, а за твои руки.
Ответить Саид не успел: родственник халифа подъехал вплотную и резво соскочил с лошади. Вблизи Саид смог лучше рассмотреть внезапного гостя: он был удивлен молодостью его лица и живостью его надменных глаз. Несмотря на еще не познавшие морщины лицо, борода офицера уже была собрана в четыре косички, переплетенные вместе и схваченные на концах стальным кольцам.
— Кэл-Шахам, защитники праведных, — гость не сделал даже попытки склонить голову в уважении. — С вами говорит Иршад, сын Назимира, халифа Востока и Запада, Севера и Юга, Глядящего в Завтра, Усмирителя Дэризы, сына Халимара, Неушедшего, Хранителя Каривы, сына Ильхама, Идущего, Омывшего ноги в твердой воде.
Пока Иршад, сын халифа, говорил, Саид почувствовал нечто странное, что не мог объяснить. Знакомое чувство. Такое бывало, когда глаза его замечали нечто необычное, что разум еще не успел или не мог осознать, когда рядом была магия.
— Шарам-Кэл, сын халифа, праведного и мудрого, да не окончится царствие его. Я Саид из Харуда.
Саид не склонил головы. Иршад с силой втянул в себя воздух, а глаза его сузились. Мгновение они смотрели друг на друга, после чего сын халифа внезапно разразился могучим хохотом. Одинокий смех, но Иршаду это совсем не мешало. Веселье его было столь велико, что он согнулся, и в этот момент воздух позади на мгновение стыл зыбким, каким-то ненастоящим.
Вдоволь насмеявшись, Иршад озарил ночь своей широкой улыбкой. Уперев руки в бока и осмотрев всех людей Саида, он удивленно покачал головой.
— Когда мне впервые сказали, что Саид Ублюдок ищет зерно, я не поверил. Когда мне сказали второй раз, я усомнился. На третий раз я пал жертвой своего любопытства и велел немедленно седлать коня. Вот я здесь: смотрю на Тринадцать из Харуда и все равно не могу поверить, не могу представить — как, во имя Разделенного Бога, это случилось?
— Наше удивление взаимно и соразмерно, сын халифа. Мы нанимались в фуражиры к Идущим на Смерть.
— А они нанимались в фуражиры к нам, ты не мог не знать этого. Все же сложно не заметить праведное воинство халифа в паре часов пути от тебя.
— И халиф измарал руки сына заботой о мешках и зернах?
— Разумеется нет. Я был назначен командовать на левом фланге, но искушение встретить Тринадцать из Харуда оказалось слишком велико.
Иршад вновь засмеялся, и улыбка его лучилась искренним удовольствием. Он был словно домашний кот, выпросивший у хозяина большую миску сливок. Этот человек не нравился Саиду, его внимание казалось оскорбительным, а смех вызывал раздражение.
Неспешная телега тем временем добралась до места, и солдаты, коих оказалось четверо, начали грузить мешки. Свет факелов на телеге ударил в спину Иршада, и Саид заметил, что тень его собеседника словно надорвана в одном месте.