Громовержец нахмурился, и в чертогах стремительно потемнело. Снаружи, за колоннами, стали клубиться свинцовые Тучи, в недрах которых изредка замелькали вспышки молний.
— Говорите, — с мнимым спокойствием произнёс Тучегонитель, хотя по его рукам и ногам уже забегали маленькие электрические разряды.
Вокруг Аида сгустилась особая тьма, от неё веяло могильным холодом и ужасом. Посейдон также «перешёл в боевой режим»: по пиршественной зале загуляли ветры, а трезубец в деснице повелителя морей сам собой засветился.
Все три брата стали несколько выше ростом и шире в плечах, и остальные боги непроизвольно отодвинулись от них, а кроткая Геба с неизменным кувшином в нежных руках поспешила уйти с «линии огня».
— Угроза пришла по земле, — начал Аид. — И ты её проворонил. Я первый начал предпринимать серьёзные шаги, потому что узнал о чудесной пифии. Но я положился на смертных, и пифия продолжила свою разрушительную деятельность. Когда она превратила в руины моё царство и нанесла существенный вред морю нашего с тобой брата, где ты был?
— Мы разделили мир, ты стал богом над богами, и это было справедливо, — сказал Посейдон. — Только ответь, где твоя былая мощь? Что стало с твоим обещанием защитить Олимп и его владения?
Зевс встал с золотой царской скамьи.
— Вы в своём праве, я в своём. Любой, кто в эти дни был у мойр, мог убедиться: угроза, проникшая в наш дом, была поначалу тиха и почти незаметна. Строгие мойры обратились к дочери моей Афине и к тебе, Аид. Почему же ты промолчал, предпочтя действовать через своих подсылов?
— Тебя не было, — гневно прокомментировал повелитель мёртвых.
— Были все остальные. Вместе вы могли бы придумать что-нибудь и без меня. Да, меня предательским броском сбил с колесницы пришелец. Я несколько дней добирался на Олимп без нектара в крови. И за это время вы умудрились поставить нашу жизнь на край пропасти, ведущей в Хаос!
— Сбил с колесницы, — открыто издёваясь, повторил Посейдон. — Ты имеешь в виду, что стал слаб, беспечен и не держишь удар?
— Уйми свои речи, брат! — прогрохотал Тучегонитель.
— Склонен думать, Посейдон прав, — холодно промолвил Аид.
Громовержец с трудом сдерживал ярость, но государственный ум есть государственный ум — Зевс взял себя в руки:
— Не ко времени эти притязания. Давайте переживём беды, которые призвали на наши головы двое пришельцев, а потом вернёмся к этому разговору.
— Он слаб, — сказал Посейдон Аиду.
— Да, не таким должен быть властитель светлого Олимпа, — согласился повелитель тьмы.
— Послушайте себя, вы же бессмертные боги, цари! — воскликнул Зевс. — Что за детский бунт? Почему именно сейчас, когда мир идёт прахом?.. Призываю вас, отложите эти претензии.
— Точно, слаб, — произнёс Посейдон.
Аид молча кивнул, и пространство вокруг него потемнело и загустело ещё сильнее.
— Ну, и кто бросит мне вызов? — с насмешкой спросил Тучегонитель.
— Ты не достоин вызова, — ответил Аид.
— Отрекись от трона и уходи, — потребовал морской владыка.
— Ну, хватит! — возвысила голос Афина.
Она находилась за спинами бунтовщиков, и это обстоятельство несколько ослабляло их позицию — вряд ли любимейшая дочь Зевса останется в стороне. Остальные боги также подобрались, едва разговор зашёл об отречении.
Зевс ударил первым. Молния полетела в Посейдона, тот отбил её трезубцем, и она поразила Гермеса в лоб. Бог торговли рухнул, как подкошенный, а его многострадальный только-только склееный кадуцей-керикион разбился о мраморный пол на несколько частей.
Аид побежал к Громовержцу, вынимая меч откуда-то из складок своих просторных одежд. Посейдон развернулся, чтобы встретить атаку Паллады.
И началась потеха.
XLIV
Не нужно додумывать слишком много.
Так вы создаете проблемы,
которых изначально не было.
Фридрих Ницше
Когда Кирилл говорил, что не мог влиять на развитие мира, воплощавшегося благодаря его знаниям, он ошибался. Например, концепции станка судеб в голове Кирилла не было — он знал Клото, Лахесис и Атропос как трёх ткачих. Канонические изображения представляли мойр тремя сидящими рядом женщинами.
Однако мир Эллады, «распаковываясь» из архивов, содержавшихся в голове не по годам начитанного комсомольца, претерпевал кое-какие изменения, которые не осознавались самим «автором». Три ткачихи, пусть и богини, никак не могли выткать и замерить судьбы всех смертных и бессмертных, сидя с прялками и ножницами. В своё время Кирилл, конечно же, мельком подумал об этом несоответствии. Случилось это, когда прогремела по земле, небу и подземному царству титаномахия, и дело подошло к появлению простых смертных, то есть людей. Здесь и проблеснуло понимание: если с дочеловеческими отношениями, которые к тому же текли в замедленном темпе, мойры справлялись вручную, то толпы простых смертных голыми руками не обслужишь. Так концепция прядения «сама собой» сменилась ткачеством.