Когда ритм этой мелодии-убийцы, придавившей мойр и Гефеста к полу, достиг максимума, станина ткацкого станка лопнула. Взрывоподобный звук был почти незаметен, но бог-кузнец, пришпиленный к холодному камню, как раз смотрел глазами страдальца на своё разобранное детище. Краткий миг — и огромную металлическую станину обезобразила длинная сложная трещина, а потом основа станка развалилась на три части.
Гефест зажмурился и беззвучно, как ему казалось, заплакал. Он не плакал с детства, чёрствый мужественный изгой, но на него вдруг накатило понимание: всё, казавшееся вечным и неизменным, способно лопнуть, как эта станина, и царству олимпийцев, очевидно, приходит нелогичный, нелепый, но оттого ещё более трагический конец.
Рядом с хромым кузнецом валялись обессилившие мойры, похожие на раздавленных гигантских насекомых, и каждое новое «тра-да-да-да...» вонзало новые и новые иглы боли в их тела.
Где-то далеко от порога топтался пританцовывающий Гермес, посланный Зевсом узнать, как дела. Он совсем не хотел идти туда, в громыхающее пространство, ведь уже здесь, на подходе по ушам било так, что глаза слезились.
Всё шло не так, Гермес чувствовал копчиком, катастрофа близка. Тревога нарастала до пределов, которые казались олимпийцу недостижимыми. Его охватила паника — вот-вот должно рвануть!
И в наивысшей точке этого совершенно животного, первобытного страха вдруг всё стихло.
И в этой абсолютной тишине Гермес услышал собственный визг, поймал себя на том, что пляшет, потом осёкся и свалился с ног — усталый и разбитый.
На него накатила спасительная тьма, в которой сначала слышался приглушённый стук сердца, а потом сознание покинуло олимпийца.
XLVIII
На стрельбище взгляд должен быть
зверский, чтобы мишени в панике
падали.
Некий командир
С холма, где Ленка и Аполлон застали Кирилла, открывался прекрасный вид на незнакомый им город.
В городе все плясали, но Ромашкин с Афиногеновой не слышали музыки.
Кирилл настолько безотрывно смотрел вниз, что, казалось, не заметил появления студентов.
— Это ведь ты устроила, — наконец промолвил «бог из машины», обращаясь к Ленке, и та моментально всё поняла.
Её «Сиртаки» по-прежнему звучала на волшебных струнах. Девушка, занятая спасением друга и бегством из Тартара, совсем забыла о своём музыкальном эксперименте.
— Проклятая мелодия поднимается с самого дна мироустройства, — продолжил Кирилл, не обращая внимания на катящиеся по его лицу слёзы. — Пляшут абсолютно все. Все, кроме тех, кто пытается восстановить ткацкий станок судьбы. Ты его видела, не так ли?
— Было дело, — признала пифия Афиногенова.
— Я не знаю, как, но твоя музыка связана с нитями судьбы, это я чувствую. Чувствую, ты подобрала никому не доступные ключи... Как-то нащупала слабое место... Не хочешь — не рассказывай. Но я прошу тебя, умоляю: останови это всё! Ещё немного, и мойры сойдут с ума, я чувствую, будто сам погибаю с ними!
Кирилл упал на колени перед Ленкой, и той стало неловко, отчего-то стыдно и гадко одновременно. То же подумал и Аполлон.
Ленка поспешно настроилась и остановила время — приглушила руками колебания струн.
Пляшущие человечки (а издалека горожане выглядели именно так) замерли, вокруг повисла тишина.
— Встань, дядя, — брезгливо сказал Аполлон. — Мне надо тебе в рожу дать за твою выходку.
— Я рад, что ты не погиб, — угрюмо ответил Кирилл. — И не рад. Вы убиваете мою Элладу. Наверное, уже убили...
«Бог из машины» поднялся на ноги, но Ромашкин не стал претворять в жизнь свою угрозу. Только плюнул в сторону и отошёл.
— И ты готов убить, — промолвила Ленка, глядя на Кирилла.
— Да. И не знаю другого пути вас остановить. А после купания в Стиксе вы вовсе неуязвимы.
— Ты подглядывал, что ли? — всполошился Аполлон, от волнения добавив к вопросу ещё и коротенькое нецензурное словцо.
Холм ощутимо тряхнуло.
— Не матерись, пожалуйста! — в отчаянье воскликнул дядя.
— Натурально не хотел, — смутился парень. — Так ты подглядывал?
— Конечно, нет! Я знаю. Я же говорил, что могу получить информацию, подумав о ком-то или о чём-то.
Ленка сосредоточенно сделала несколько изящных пассов, и мир отмер. Люди в городе перестали танцевать не сразу. Неуверенно останавливаясь, многие падали наземь от усталости, остальные приваливались к стенам, садились в пыль, кто-то ковылял в тень и располагался там.
— Ну, и чего ты добилась? — в бессильном гневе спросил Кирилл.
— Я вообще не знала, что такое случится. Я старалась не заблудиться там, где ты меня бросил.