Кирилл замер, поражённый.
Аполлон решил разжевать на всякий случай:
— Ты виноват, понял?
Дядя лишь рукой безвольно махнул.
— Короче, родственничек, — сказал Ромашкин. — Гони на базу чашу, а то я тебе устрою...
Хотя студент не придумал, что же он там такое устроит, Кирилл поспешил ответить:
— Чаша рассыпалась в мелкую крошку. Дрались Зевс, Посейдон и Аид. Они её и...
Пришла очередь стыдиться Ленке с Аполлоном: зря они оставили чашу олимпийцам.
— А не врёшь? — спросил Ромашкин.
— Нет. Вы же перестали телепортироваться.
— Но снова можем, — встряла Ленка.
— Это-то меня и удивило. Как?!
Пояснил Аполлон:
— Сила любви. И адской боли, которую ты мне устроил.
Ромашкин сжал кулаки и подступил к Кириллу вплотную.
— Только не бей его, — попросила пифия. — Ещё дураком сделаешь, он нам осколки не покажет.
— Значит, слушай, клоун из прошлого, — сквозь зубы заговорил Аполлон. — Без чаши мы отсюда никогда не уберёмся. Тащи все до одного осколка сюда. Мухой, понял?
— Ну... Хорошо, — со скепсисом произнёс Кирилл и исчез.
Студентка задумчиво сказала:
— Не сделал бы он какой-нибудь глупости...
— Я ему сделаю, — зло проговорил Ромашкин, глядя, как измождённые эллины расползаются по домам.
Минут через пятнадцать-двадцать явился со свёртком Кирилл, отдал его Ленке.
— Вот, здесь всё.
— Что так долго? — буркнул Ромашкин.
— Раздумывал, не послать ли вас, — признался Кирилл. — Потом ждал, когда у тебя лопнет терпение, и ты примчишься меня поторопить. А ты кремень.
— Не то слово. Мы тут пока посидели, отдохнули. Поговорили. Поцело...
Ленка ткнула Аполлона локтем в бок.
Она аккуратно развернула ткань, и перед молодыми людьми предстала кучка глиняных обломков.
— И вот что с этим делать? — то ли озадачился, то ли отчаялся Аполлон.
— В прошлый раз понадобилась пара капель моей крови, — тихо сказала Ленка.
— Думаешь?..
— Ага.
«Бог из машины» наблюдал за ними со стороны, кусая нижнюю губу. Им завладело отчаяние. Казалось, вместе с этой грандиозной Элладой, его Элладой, погибает и он сам.
— Эй, дядя, — окликнул Кирилла Аполлон. — Есть ножик?
Он покачал головой.
Ромашкин метнулся в дом Омероса, на кухню, взял нож, и, не выясняя, как там хозяин, вернулся.
Не то чтобы Аполлон был готов хоть лично изрезать подругу, лишь бы достичь результата, нет. Наоборот, его изрядно мутило при мысли, что Ленке снова придётся делать надрез, притом глубже, ведь двумя каплями тут явно не обойтись...
— Может быть, всё-таки попробуем моей кровью? — предложил Ромашкин.
— Лучше не надо, — уверенно сказала девушка. — Мою уже дважды проверили. С твоей как-то неопределённо всё. Хотя я на себя вообще не могу гадать. Я и про них-то ничего конкретного не предвижу.
Ленка махнула в сторону города.
— То есть, твой дар пифии даёт сбои? — поинтересовался Кирилл.
— Ещё бы не давал, — усмехнулась пифия Афиногенова. — Ткань судьбы не ткётся, станок стоит. Начинаешь заглядывать в будущее и всего лишь топчешься в нынешнем. Неопределённость.
Ромашкин проникся ещё большим уважением к Ленке.
— Давай нож, — сказала ему девушка.
Тут Аполлон почувствовал резкий прилив знакомого гнева. Рядом появился олимпиец.
Обернувшись, парень буквально в паре метров от себя узрел бога-красавца с золотой кифарой в руке.
— Пифия! — воскликнул красавец. — Я искал тебя, почему ты избегаешь компании любящего тебя Феба?
«Тёзка, значит! — смекнул Ромашкин. — Наконец-то!»
Ленка обернулась на голос, Кирилл тоже. Но «бога из машины» никто, кроме студентов, не видел.
— Ты же знаешь, кто мы, — спокойно произнесла девушка.
— Знаю, разумеется! — Очи златокудрого олимпийца пылали одержимостью, десница в патетическом жесте протянулась к Ленке. — Но разве это преграда для двух любящих сердец?..
— Я тебе покажу преграду, — пообещал Ромашкин и направился к тёзке.
— Подложный Аполлон, поди прочь, — раздражённо сказал Феб, царственно отмахнувшись от студента, словно от мухи.
Безусловно, олимпиец сделал роковую ошибку: Аполлон по-хозяйски схватил его запястье и сломал кифарету руку ударом своей. Только кифара в сторону полетела. В следующий миг Ромашкин смачно врезал сребролукому богу в лицо, раскрошив Фебу нижнюю челюсть. Хруст выдался страшнейший.
Феб поднялся с земли, изумлённо глядя на Ромашкина. При этом лицо олимпийца само собой постепенно пришло в норму, рука тоже заросла.
— Слушай, парень, не до тебя, — доверительно начал Феб, но тут ему прилетело ещё.
На этот раз студент переломал ему рёбра, свернул шею и мощнейшим броском выкинул с вершины холма.