— Наигрался? — по-русски спросил Кирилл.
— Более-менее. Я думал, ты в отключке.
— А я и есть в отключке. — Дядя улыбнулся одними губами, и это придало ему ещё более скорбный вид. — Лежу весь переломанный возле станка судьбы и то очнусь, то снова отрубаюсь. Больно, блин...
Как бы в подтверждение слов о пограничном состоянии Кирилла, он на несколько секунд стал настолько прозрачным, что Аполлон почти перестал различать его силуэт на фоне беспрерывного серого брожения.
— А я? — спросил Ромашкин.
— Что ты? — Сгустившийся обратно «бог из машины» вскинул бровь.
— Я тут зачем?
— Забавно... «Тут». То есть, вопросов к месту у тебя нет...
Аполлон пожал плечами. Какая разница, с чего начать.
— Помню, я заснул... А! Гипнос! — Парень начал постепенно восстанавливать в уме цепочку событий.
— Да, тебя усыпил бог сна, — подтвердил дядя. — Не худшее состояние для встречи конца света.
— Я бы предпочёл проснуться.
— А смысл?
Ромашкин снова бросил взгляд вниз, и ему показалось, будто кромка земли медленно осыпается, проваливаясь то ли в море, то ли в какое-то иное пространство вроде пропасти. Из-за плотной серой дымки, местами перерастающей в огромные бурлящие клубы дыма или облаков, судьба береговой линии оставалась неясной.
— И что же тут так печальненько всё? — Поинтересовался Аполлон. — Потому что мы оба умираем?
— Нет, ты-то в порядке. Это всё из-за того, что твоя подруга разорвала ткань бытия.
Племянник лишь отмахнулся:
— Я понимаю, тебя когда-то сюда Сцилла запихала, поэтому у тебя все беды от баб, но Ленка-то при чём?
— Доигралась, — хмуро и веско вымолвил Кирилл и ушёл в себя.
Замолчал и Ромашкин.
— Знаешь, чем заканчиваются древнегреческие мифы? — внезапно спросил «бог без имени».
— Смеёшься? Я их ненавижу! Чем это всё начинается, ты мне рассказал, а так я бегал всю жизнь от этих басен.
Кирилл усмехнулся.
— Самое гадкое, я и сам не знаю, чем они заканчиваются. Нет, по-настоящему, не смейся. Чисто исторически римляне стырили греческий пантеон, а там он пал под натиском христианства... Пал как явление, а не группа персонажей под руководством Юпитера.
Ромашкину показалось диким то, что он висит в пустоте и слушает лекцию о судьбах греческой мифологии.
— Нет, правда, — продолжил Кирилл. — У скандинавов всё увенчали сумерки богов...
— А чем тебе тут не сумерки? — не сдержался студент.
— В отличие от скандинавского греческий миф ничем не кончается. Да тут и нет единого мифа, так, сборник разнообразных источников. Авторы друг другу противоречили, разумеется... Вот возьмём твоего местного тёзку. Некоторые исследователи полагали его божеством, пришедшим из Малой Азии, другие отслеживали дорийское происхождение. Само имя ваше с ним имеет несколько толкований. Как тебе «отвращающий мышей»? Сребролуким златокудрым кифаретом Феб стал далеко не сразу... Строго говоря, Аполлонов было чуть ли не шестеро. Может, и больше... А в той версии здешней истории, которой я стал свидетелем и соучастником, всё было гладко: родила его Лето, вскормила Фемида, вырос, окреп, победил Пифона и пошло-поехало...
— Не слишком ли ты разговорчив для умирающего? — невинно поинтересовался «отвращающий мышей» Ромашкин.
— Слишком, — признал дядя. — Мне так легче оставаться... живым... Да. Пока я говорю, мне удаётся как-то балансировать.
— И где ты балансируешь?
Кирилл поморщился:
— Лучше не спрашивай. Боюсь об этом думать... Дай мысль закончить. Висел я вот так, всё у меня спорилось без всяких противоречий, катилось, как в голове уложено было. И тут ты со своей подругой свалился. Но знаешь, ваше появление ускорило события, которых я ждал и боялся.
— Ага, ты не знаешь, чем закончится твоё здешнее пребывание, — подхватил Аполлон. — Твои книжки в голове подходили к концу, угадал?
— Грубо говоря, да. Илиада, Одиссея, ещё кое-какие мифы и уже не такие славные герои, а дальше — всё. Полагаю, произошло бы ровно то же, что и при вашем появлении.
Ромашкин вклинился:
— Ты бы стал свободным агентом и свалился бы с неба, ходил бы неприкаянным между своими древними греками...
— Вероятней всего, хотя я не знаю, кто такие свободные агенты. Шпионы, что ли?
— Хм... Ну, пусть будут шпионы. — Приблизившись к «богу из машины», Аполлон пристально посмотрел в его печальные глаза. — Всё это необычайно интересно, но почему ты висишь в позе Христа? Прикалываешься?
— Ни пальцем не могу пошевелить, — сказал Кирилл. — Ты поставил совершенно правильную проблему, которая меня занимает больше всего. Я понятия не имею, почему в момент, когда моё тело стало похоже на мешок с требухой, я будто бы снова оказался тут. Ты же не забыл, что ни ты, ни я физически здесь не присутствуем.