— Пожалуйста... Мы все просим.
Старец кивнул и поднял взгляд на заблудшего студента. Ромашкин никогда раньше не видел таких глаз. Они действительно лучились неким даром, вынести их взор не представлялось возможным, настолько тяжёлым и всепроникающим он был, но и прервать контакт не удалось — через Калхаса так и хлестал необузданный магнетизм, заставивший Аполлона качнуться и сделать шаг навстречу прорицателю.
В глазах и на лице старца медленно, но недвусмысленно проявился ужас.
— Кто ты? — пролепетали бледно-фиолетовые губы Калхаса, провидец протянул чуть подрагивающую руку в сторону Ромашкина.
Студент понял этот жест по-своему. Он приблизился к старцу и энергично пожал ладонь.
— Меня зовут Ап... — Парень не договорил, ведь стоило только ему коснуться Калхаса, как тот потерял сознание и рухнул на ковры, которыми была устелена земля.
Выпустив обмякшую холодную кисть, Аполлон дал Калхасу упасть и застыл в растерянности. Происходящее казалось ему вязким бестолковым сном, в котором пахнет перебродившим соком, буйствуют полуголые мужики, а крепкие на вид дедки валятся от рукопожатия.
Греческие здоровяки, таращившиеся на эту сцену, опять заговорили нестройным хором, отчаянно жестикулируя и вращая пылкими очами. Аякс опасливо ткнул ногой тело провидца. Одиссей припал к груди старца, ничего не услышал, гаркнул, чтобы все заткнулись.
— Дышит, и сердце работает ровно! — изрёк он, когда установилась тишина.
— Ладно. — Агамемнон потёр виски, наверное, возбуждая течение дум. — Хорошо. Кто ты, чужанин, и что ты сделал с Калхасом?
Орда культуристов-маломерок уставилась на Ромашкина.
— Как бы вам объяснить... — пролопотал студент.
— Коротко и ясно, — посоветовал, угрожающе разминая шею, царь Микен. — Назовись хотя бы!
— Аполлон, — брякнул парень и тут же понял, что сделал ошибку.
Грянул оглушительный хохот. Греки ржали долго, вытирая слёзы, колотя друг друга по спинам и показывая на Ромашкина пальцами. Первым отдышался Одиссей.
— Скажи, Аполлон...
И опять началась форменная истерика, правда, быстротечнее первой. Хитромудрый царь Итаки сделал вторую попытку:
— Скажи нам, Аполлон, где твои лук и стрелы? Где кифара? Где твои златые кудри?
Темноволосый короткостриженый студент, тощий и странно одетый, с черепком в руке, действительно слабо напоминал солнечного Феба — бога-стрелка, бога-музыканта.
«А ведь они меня того... Пришибут. Типа, за враньё», — решил парень и стал выкручиваться:
— Вы не дослушали. Я хочу сказать: Аполлон знает, как меня зовут. Я не помню. Ни имени, ни как здесь очутился.
В знак искренности Ромашкин прижал ладонь к груди. Вышло неестественно, как в провинциальном ТЮЗе, но атлеты прониклись и озадачились.
— Агамемнон, ты вождь над нами, — пророкотал Аякс, тряся бородой. — Сто Зевесовых перунов мне... — Он скосился на лежащего Калхаса. — в амфору! Это же какой-то плохой человек, наказанный богами!
— Ты не прав, сын Оилея, — возразил Агамемнон. — С каких пор боги в наказание зашвыривают повинных в наш стан?
— Да все мы тут не в награду, — пробормотал Одиссей, но никто не стал предъявлять ему претензий.
— Ну, а кто он тогда? — набычился Аякс.
— Думается, не простой смертный. — Царь Итаки прищурил хитрые глаза, оценивая Аполлона. — Вспомним, друзья, как боги лишали памяти и рассудка славных героев! Вспомним Теламонида и Геракла...
Филоктет закивал, уж он-то хорошо знал о причудах друга. Одиссей продолжил:
— Вспомним самого Диониса! Он скитался неприкаянно, когда венценосная Гера наслала на него помутнение разума!
Тут уже согласилось всё собрание.
— Может статься, ты прав, — возвысил голос Агамемнон. — Пред нами бог или славный человек, пусть наказанный высшей силой, но не ставший оттого менее великим. Предлагаю вспомнить Диониса и вернуться к трапезе и вину. Ты, чужак, будь нашим гостем. Эй!
В шатёр вбежал расторопный мужичок, вперил преданный взор в царя Микен.
— Возьми кого-нибудь, отнесите Калхаса в его жилище. Прорицатель устал. Очнётся — зовите меня. Старый провидец что-то узрел... Что-то, э... сногсшибательное.
Переместившись за пиршественный стол, ахейцы разлеглись и расселись на коврах, наполнили чаши вином.
— Совершим возлияние Зевсу и Дионису, братья! — воскликнул Агамемнон.
Вино полилось на землю, и Ромашкину стало ясно, откуда в шатре кислый запах. Парень тоже плеснул рубиновой жидкости между коврами, уважив местный расточительный обычай и снискав одобрение греков.
Началась, точнее, продолжилась пьянка, прерванная явлением Аполлона народу. Сам студент налёг на виноград и финики, попробовал грубоватую лепёшку, но ему постоянно подливали, и приходилось пить. Вино не казалось крепким, вкус был королевским, да и немудрено — за столом собрались сплошные правители.