— Да ну вас, измяли всю… Что это вы, Ваня, как медведь… Ну вас…
А наш герой сидел рядом с ней на ковре, широко разинув рот, жадно дыша, в каком-то безумном отчаянии протягивая к ней руки.
— Да не лезьте вы, не лезьте, — сказала она, оправляя платье, — я к Сереженьке хочу.
— Как вас зовут? — выдавил Авросимов, пытаясь остановить ее, ухватив за подол, но она легко, несмотря на некоторую полноту, упорхнула от него и вмиг была уже возле прежнего своего офицера.
И тут до Авросимова снова стал доноситься шум веселья, словно слух вернулся к нему. Трещали поленья в камине, кем-то подожженные.
— Ба! А вы здесь откуда?! — услышал наш герой и, подняв голову, увидел знакомого тонкорукого кавалергарда, который с бокалом остановился над ним. Авросимов тотчас вскочил и поклонился со всей возможной учтивостью.
— Вот уж незачем церемонии, — засмеялся кавалергард. — А вы с нами? Это прелестно. Нравится?
— Нравится, — сказал Авросимов потерянно, поглядывая на прекрасную свою незнакомку, прильнувшую к другому.
— А, эта?.. — засмеялся кавалергард. — Дельфиния… Да ну ее к черту…
— Дельфиния? — удивился наш герой.
— А черт знает, как ее на самом-то деле зовут, — сказал кавалергард, усаживаясь на диван. — Меж нас она Дельфиния… В сене нашли. — И увидев, как вскинулись брови у нашего героя, сказал: — А это и хорошо, ведь верно? Вольно так… Иногда ведь это прелестно — ото всего уйти к черту. Настоишься там, насмотришься за день… — И он кивнул куда-то, но Авросимов понял, что тот имеет в виду. — Отчего ж вы не пьете? Я вот смотрю на вас там — вы там очень переживаете, это заметно. А меня зовут Бутурлин Павел… А если вы с Дельфиной пошалить хотите… Хотите?
— Да ну ее, — сказал Авросимов, глотая слюну и стараясь не видеть, как она обвивает своего офицера.
— Это ведь просто, — усмехнулся Бутурлин. — Я могу сказать…
— Да нет, сударь. Пустое все это, — ответствовал наш герой, тая надежду.
Они выпили. Авросимов снова краем глаза глянул на Дельфинию, но ее не было, и офицера не было. Вместо них на диване сидел нога на ногу черноусый гренадерский поручик и медленно раскачивался.
— Этот уже готов, — засмеялся Бутурлин, кивая на поручика. — А ведь он может пять бутылок один осушить… Да, верно, перебрал, перебрал…
Они выпили еще, и Авросимов непослушными губами прикоснулся к сыру, но есть не стал.
— А я вот вижу, что вы там переживаете, — снова заговорил Бутурлин, — страшно вам смотреть, как следствие идет?
— Страшно, — признался Авросимов, трезвея. — Первый раз цареубийцу вижу… Я-то думал: с бородой он…
Бутурлин расхохотался очень располагающе.
— Воистину, — сказал Авросимов, — дивлюсь я, как можно долго так, да так учтиво со злодеем?
— А ведь я с Пестелем знаком, — вдруг сказал Бутурлин, наполняя вином кубки. — Он человек с головой, да. Но и с закидонами… А я не люблю крайностей…
— Хитрый он, — вставил Авросимов. — Да не перехитрил!
— А вот и нет! — захохотал Бутурлин непонятно о чем. — Вы мне нравитесь, ей-богу…
И он опрокинул кубок свой с жадностью и кинулся прочь. Авросимов попытался было бежать за ним, но не смог подняться с дивана.
А пиршество тем часом продолжалось. Поленья в камине трещали с новой силою. Лица у всех были медного блеска, отчего у нашего героя дух захватывало.
«Веселье-то какое! — думал он, смеясь просто так, с самим собой. — Ах, Дельфиния! Где ты есть?.. Откликнись!»
Он все-таки поднялся и с трудом зашагал через развалившихся на ковре молодых людей и дам, подобных Дельфинии, а они пели, кричали и хватали его за ноги, скалясь и гримасничая. Он добрался до двери и вышел в прихожую.
С блуждающей счастливой улыбкой пробирался наш герой куда-то вперед, не отдавая себе отчета, пока кто-то, взявши его за плечо, не остановил. Авросимов увидел давешнего гренадерского поручика, видимо, несколько протрезвевшего.
— Где Дельфиния, а? — спросил наш герой.
— А крови не боишься? — засмеялся поручик и стал жать Авросимова за плечи, пригибая его к земле.
— Да что вы, сударь? — возмутился Авросимов. — Сударь… Да знаете… Пустите плечо…
— Брешь, — сказал гренадер, — и не таких ломал.
И он стал жать с новой силой, но тут наш герой пришел в себя, и либо отчаяние его было велико, либо деревенская жизнь, здоровая и вольная, в нем сказалась, но он сжал руку гренадера, закрутил ее и отшвырнул обидчика прочь. Поручик вскрикнул и стал на колени.
— Стреляться! — сказал он. — Рыжий черт.