Шервуд. Что вы-с?.. Стрелок хороший. Пистолет к виску приставил: раз — и нет Шервуда. Но я теперь в бессмертие верую.
Сергей Муравьев. Подлость бессмертна!
Шервуд. А вы думаете: нет? И почему такие слова жесткие. Верность… Верность власть имеющим.
Сергей Муравьев. От верности до подлости один шаг.
Шервуд. Истину сказать изволили. Никак тут не определишь. Тоже щелочка — и не видать.
Сергей Муравьев. Зачем вы садитесь так близко?
Шервуд. Отвращение питаете? Да у меня проволочка, мысли ваши вынуть ею хочу и государю снесу на тарелочке, Ведь одни надежды. Они такие прозрачные, как кленовые листья осенью. А ведь ничего не будет-с. Все меняется, а человек нет. И свободы не будет…
Сергей Муравьев. Я убью тебя!
Шервуд. Снова рожусь, как феникс. Думаете: Алексеевский равелин падет? Постоит, а в нем посидят. Думаете: человек свободу получит? Прежде убежал — да в лесах скрылся, а теперь бежать некуда, земля-то все меньше становится. Человеку нельзя шагать вперед без удержу, — беспокойства много. Вот его равелинами и успокаивают. И вы бы то же делали.
(Сергей Муравьев вскакивает и хватает Шервуда за плечи. Его цепь, гремя, падает на пол.)
Сергей Муравьев. Лжешь! Лжешь! Россия будет свободной. Я верю, я знаю. А если нет — надо уничтожить мир. Алексеевский равелин падет.
Шервуд. Когда? Когда весь мир падет?
Сергей Муравьев. Да, да, когда встанут мертвые.
(Он выпускает Шервуда и останавливается, прислонившись к стене. Белые нити паутины скользят через каземат.)
Шервуд. А они не встанут.
Сергей Муравьев. Но встану — я! Откуда эти нити? Они опутывают так крепко.
Шервуд. А вы бы легли. Так вредно. Ну, вот и хорошо. Я и допрошу. За ручку возьму тихонько, а вы отвечайте.
Сергей Муравьев. Свеча упала. Мой мундир горит и жжет до костей руку. И огонь бежит… бежит…
Шервуд. Искорка. Я погляжу.
(Шервуд наклоняется, а когда поднимается, Сергей Муравьев видит перед собой тюремного врача).
Врач. Простите, я взял вас за раненую руку.
Сергей Муравьев. Зачем он здесь? Неужели он не может умереть?
Врач. Здесь никого нет. Это все от лихорадки. Государь прислал меня к вам. Он очень озабочен вашим здоровьем.
Сергей Муравьев. Он хочет сохранить меня для казни?
Врач. Бог с вами. Вы больны. (Тихо.) Государь изволил сказать, что не прольет крови.
Сергей Муравьев. Тогда бескровно. Дайте. Мне все равно. (Врач подает ему лекарство.) Я буду спать от него?
Врач. Это от лихорадки. Мне не приказано…
Сергей Муравьев. Вылечить меня, пока я не дам показаний?
Врач. Ради бога, тише. Я должен итти. Семен, поправь свечу, она нагорела. (Врач уходит. Часовой подходит к столу.)
Часовой. Ишь, как полыхает. Как бы стена не загорелась.
Сергей Муравьев. Она каменная.
Часовой. Решетка расплавится.
Сергей Муравьев. Но я не могу бежать. Почему ты отворачиваешься? Почему не смотришь прямо?
Часовой. Ты обманул меня.
Сергей Муравьев. В чем? Я не знаю тебя.
Часовой. Не знаешь? Я был постоянно около тебя, но ты говорил на чужом языке.
Сергей Муравьев. Это ты, Гульбин?
Часовой. Я. Признал? Посмотри.
Сергей Муравьев. Что это?
Часовой. Сумочка.
Сергей Муравьев. Зачем?
Часовой. Я ее тебе на шею повешу. Вот так.
Сергей Муравьев. Как тяжела она! Как будто меч входит в сердце. Мне нечем дышать.
Часовой. Ты пойдешь со мной… со мной… (Он делается все меньше и меньше и как будто уплывает, не двигаясь, вглубь каземата.)
Марина (за сценой). Я хочу войти.
Пашков (за сценой). Окно узко.
Марина. Это дверь. Помоги мне. Какая тяжелая.
(Решетка окна раздвигается и достигает пола. За окном показываются деревья с огромными лиловыми вишнями, которые горят и покачиваются с металлическим звоном.)
Марина. Как тепло. Вишни большие, как лиловые мячики. Едва качаются. (Входят Марина и Пашков.) Мой друг, вы тоже осудите меня?
Сергей Муравьев. Нет, моя дорогая, нет, моя любимая. Ты забыла?
Марина. Я ничего не помню и не хочу помнить. Ты не знаешь любви.