-- А пока что, Валерик, -- и Каплер улыбнулся еще шире, -- если вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с этим человеком.
-- Дядя Люся! -- обиделся Луи, а Каплер, всё с той же улыбкой, продолжал:
-- Вы думаете, я шучу? Совершенно серьёзно: это очень опасный человек.
Опасный человек, оказывается, кроме обязанностей снабженца, исполнял и другие: был известным всему лагерю стукачом.
Мое общение с ним кончилось на том визите к Каплеру. Но вернувшись через семь лет в Москву, я услышал, что есть такой журналист, корреспондент двух лондонских газет Виктор Луи; он женат на англичанке, живет богато, в загородном доме -- кто называл этот дом виллой, кто -- поместьем. Репутация у него неважная.
Потом мы с Ю.Дунским по сценарным делам поехали в Югославию, и там на глаза нам попалась заметка в какой-то лондонской газете. Это было сообщение из Тель-Авива о том, что туда приехал некто Виктор Луи, человек, которого считают тайным эмиссаром Москвы; это он продал на Запад рукопись книги Светланы Аллилуевой. А не так давно он побывал с таинственной миссией на Тайване, с которым у
-- 286 -русских нет дипломатических отношений -- как и с Израилем. На вопрос, зачем он приехал в Тель-Авив, Луи отвечал, что хочет проконсультироваться по поводу своих почек (или печени, не помню) с доктором, который лечил его в Москве. Пикантность ситуации, по словам автора заметки, заключалась в том, что бывший московский врач стал чуть ли не министром иностранных дел Израиля...
Спустя еще сколько-то времени мой каргопольский друг Леша Кадыков сказал мне:
-- Валерий Семёныч, а я у Луя был, на фазенде (разговор происходил во времена незабвенной "Рабыни Изауры"). У него там штук пять машин -- бентли, БМВ, мерседес-340, на котором фельдмаршал фон Манштейн ездил...
Лешка, классный автомеханик, вернул к жизни одну из них, совсем безнадёжную -- и к его удовольствию Луй, как он его величал, расплатился долларами. Кстати, где-то я читал, что настоящее имя и фамилия Виктора Луи -- Виталий Луй... Кадыков бывал на "фазенде" еще много раз, курируя луёвский автопарк, и ничего плохого о владельце не говорил.
А недавно Луи умер. Вот передо мной отрывок из американского некролога: "...shadowy Russian journalist, who served as a conduit for the Communist Party and KGB to the west...
"Why do you people always call me a colonel in KGB?" -- he once asked British writer Ronald Payne.
"Goodness, have you been promoted to general at last, Victor?" -replied Payne."
(TIME, Aug.3,92)
("...мутноватый русский журналист, служивший посредником в сношениях КПСС и КГБ с Западом...
-- 287 -
-- Почему это вы все называете меня полковником КГБ? -- спросил он однажды английского писателя Рональда Пейна.
-- Господи, так вас наконец произвели в генералы, Виктор? -- отвечал Пейн."
("ТАЙМ", 3 авг.1992г.)
Раз уж пошли цитаты, позволю себе еще одну -- из "Рассказа о простой вещи" Бориса Лавренева:
"- Скильки ще гамна на свити!"
На пятом я встретил еще одного участника Большой Игры (опять литературная реминисценция: "Ким" Р.Киплинга, роман о мальчике-шпионе).
Это был очень славный паренек, бывший московский школьник Эрнст Кернмайер. В лагере его звали Сережей -- мы познакомились еще на Алексеевке. А здесь он сказал мне -- почему-то с виноватой улыбкой:
-- Только я теперь Кернтайер.
Смена фамилии не имела ничего общего со шпионскими хитростями; просто перепутал буквы лагерный писарь. (Это еще что, я же рассказывал про "Сульфидинова" и "Парашютинскую"). А шпионом он-таки был -- причем "двойником".
Сережа-Эрнст был сыном политэмигранта, австрийского коммуниста. В мои школьные годы я повидал их немало; "шуцбундовцы" -- так их называли. Что такое шуцбунд я раньше знал, но теперь не помню. Дети шуцбундовцев учились сначала в немецкой школе -- до войны была такая в Москве. Когда же ее в пору ежовщины прикрыли (и учителей, и родителей школьников почти всех пересажали), ребят перевели в обычные школы -- в нашей училось двое или трое.
Сережа рассказал мне свою грустную историю.
-- 288 -
Как только началась война, ему предложили добровольно отправиться в немецкий тыл разведчиком. Сбросили на парашюте где-то над Германией, дав задание: пробраться в Вену, где была явка.
Немецкий язык был для него родным; маленький, щуплый, по документам он числился членом гитлерюгенда -- молодежной нацистской организации. Не учли только одного: без взрослых ребятишки из гитлерюгенда путешествовать по стране обязаны были в форме. Взрослого при парнишке не было; он был в штатском костюме -- слава богу, хоть не советского производства. Правда, кепочка на нем была английская, что не намного лучше: при первой же проверке документов на вражескую кепку обратили внимание. Сережа не растерялся: объяснил, что отец служил в той части, которая первой вошла в Париж, и кепку прислал оттуда -- как сувенир. Ему поверили. Поругали за то, что не в форме и отпустили.
Кепочку он выбросил. Но всё равно, рано или поздно Сережа должен был попасться -- что и произошло. В немецкой тюрьме его быстро раскололи и перевербовали. Через него в Москву потёк ручеек дезинформации -- обычный трюк всех разведок мира. Это не помешало Советской Армии победить.
После победы Сережу в советской тюрьме раскололи с такой же легкостью, как в немецкой. Свой четвертак -- двадцать пять лет срока -- он честно заработал и потому не роптал на судьбу. А мне его было очень жалко...
Интеллигенция, согласно учению Маркса-Ленина -- прослойка. В Минлаге прослойка эта была толще, чем в других лагерях. Попадали сюда и ученые мирового класса. Юлик рассказывал, что на 5-м он слышал отрывок спора, который вели два почтенных старца, пронося мимо него носилки с мусором:
-- 289 -
-- Но это же был паллиатив, согласитесь!!
В одном из спорящих он узнал знаменитого египтолога Коростовцева.
За недолгое свое пребывание в Сангородке я мало с кем из местной интеллигенции успел пообщаться. Почти всё свободное время проводил с Каплером, а свободного времени хватало: в ожидании отправки на шахту нас редко гоняли на работу.
Алексей Яковлевич был одним из самых уважаемых людей на ОЛПе. Уважалась и сама его должность "посылочного бога" (а про счетовода продстола зеки говорили: "хлебный бог"). Но Каплера любили не за должность.
Доброжелательность, которая была, возможно, главным талантом Каплера, воплощалась в добрые дела везде -- и на свободе и в лагере. Знавшие его в Москве помнят, сколько начинающих сценаристов он за ручку привел в кинематограф. А на пятом все знали, что это он придумал "извещения".
Я уже говорил, что зекам Минлага разрешалось отправлять только два письма в год. А получать можно было сколько угодно -- и писем, и посылок. Связь оказывалась односторонней. Домашние мучились неизвестностью, гадали: дошло ли письмо? Дошла ли посылка? И вообще -- жив ли?.. В придуманный Каплером текст на узеньком типографском бланке "Посылку выдал........ Посылку получил........" нельзя было вписать ни слова -- даже "спасибо". Но подпись-то там была, была дата -- значит, жив пока еще!.. Слали посылки, конечно, не всем, но многим.
Выдавались они в присутствии надзирателя, чтоб не проскочило что-нибудь недозволенное. Проскакивало, конечно. Можно было, например, туго свернутую тридцатку засунуть с тыльного конца в тюбик
-- 290 -с пастой. Или вложить ее в пачку махорки и аккуратно заклеить -голь на выдумки хитра. Вот со спиртным было сложней.
Одному мужичку прислали из деревни посылку. В ней оказалась бутылка с мутноватой жидкостью и приклеенной бумажкой, на которой трогательно корявыми буквами выведено: "малако". А на дне бутылки -- слой белого порошка с палец толщиной. Это наивные сельские жители забелили самогон зубным порошком. Взболтали -- получилось похоже, но за время пути порошок выпал в осадок. На глазах у получателя -- и у Каплера, и у меня -- вертухай вылил самогон на землю. Спасибо, хоть акт не составил.
В ту пору самому Каплеру жилось неплохо. Заведующий пекарней (по воле -- инженер-полковник) нет-нет, да принесет ему белого хлеба -- из чистой симпатии. И почти каждый из получавших посылку чем-нибудь угощал Алексея Яковлевича -- это была как бы символическая жертва доброму богу почты. А Каплер угощал меня. Мне неловко было, я даже перестал заходить в посылочную. Но он или сам разыскивал меня, или посылал на поиски своего помощника, тихого человечка со смешной фамилией Компас.