— В уезде-то будешь, так и их, сукиных детей, притяни! Завыбирали, мол, они нас тут в доску! От собраниев да заседаниев — податься некуда…
— Уж я там всех пропеку, будьте благонадежны! — сказал дядя Кирьяк, возбужденно блестя глазами.
Дома дядя Кирьяк долго не мог успокоиться, все рассказывал жене свои планы предстоящей поездки. Она, сидя у печки с куделью на гребне — пряла и, слушая дядю Кирьяка, покачивала головой и мигала темными впадинами слепых глаз.
На следующий день завернул сильнейший мороз, окна покрылись толстым слоем льда, деревья заиндевели и стояли совсем белые.
Колючий мороз в неподвижном, тихом воздухе больно щипал щеки, нос и уши, а самый воздух сделался густым, как вода, так что даже дышать трудно было.
— Ну и холодок! — переступая ногами по полу, сказал озябший Микеша, забежавший утром наведаться к дяде Кирьяку.
Дядя Кирьяк, сидя на печи и почесывая спину, посмотрел на окно, потом на Микешу.
— Холодно?
— Чего там… Галки на лету дохнут!
— Вот так ай-яй! — покачал головой дядя Кирьяк.
— Поедешь? — спросил Микеша.
— Да — надо… Только без тулупу-то ведь нельзя.
— Замерзнешь… — утвердительно кивнул головой Микеша.
— А у меня его нет!
— Попроси у кого-нибудь.
— Попросить можно, только у кого? У тебя нет, у Сереги нет, у Гришаги тоже… У Пахома и спрашивать нечего…
— У Мокея есть… — робко сказал Микеша.
— Что ты, что ты! Рази он даст! Удавится…
— Да, это верно…
— В Гордеевку придется итти… Э-эх! — зевнул дядя Кирьяк.
Вместе с белым клубом пара ввалился в избу Гришага.
— Ну и мороз! Здравствуйте!
— Поедешь? — спросил он у дяди Кирьяка.
Дядя Кирьяк уныло опять посмотрел на окно, потом на Гришагу.
— Тулупа у меня нет…
— Попросить можно, это не беда!..
— Дай-ка мне газетки, дядя Кирьяк, — курить смерть охота!
Все трое, свернув козьи ножки, задымили на всю избу.
— Что-то остальные не идут?
— Придут… Прошение писать ведь надо.
И, действительно, скоро пришли и остальные. Дядя Кирьяк с неохотой слез с печи, достал из-под божницы пузырек с чернилами и ручку. Развернул лист бумаги, поплевал на перо и вытер его об волосы. Увидев, что он готов, мужики подсели ближе к столу.
— Теперь, значит, пиши… Что, мол, так и эдак…
— Я и сам знаю, — сердито оборвал дядя Кирьяк Гришагу.
Мужики замолчали. Среди общей тишины было только слышно скрипенье пера да попискивание Аркашиной трубочки.
Когда бумага была написана и прочтена, все облегченно вздохнули, утирая вспотевшие лбы.
— Здорово накатал! — похлопал дядю Кирьяка по плечу Сергей кузнец.
— Где бы мне тулуп вот достать?
— Это не беспокойся, достанем!
Долго еще потом сидели мужики у дяди Кирьяка, пока не стемнело.
Все эти дни мороз не ослабевал. Тулупа все дядя Кирьяк достать не мог. Так и потекли дни за днями. Соседи, ходившие к дяде Кирьяку, сначала довольно часто, стали ходить все реже и реже. Иногда, встретив его где-нибудь на улице, спрашивали:
— А что, дядя Кирьяк, скоро поедешь?
Дядя Кирьяк останавливался, смотрел на спрашивающего, потом на небо и отвечал:
— Вот потеплеется маленько, что ли… Кабы тулуп был…
Наконец, потеплело, мороз смягчился, все опять стали наведываться к дяде Кирьяку.
Однажды он об'явил соседям, что завтра едет. Утром, снарядившись из дому, он сунул в карман полушубка свернутое трубкой прошение и пару лепешек.
В конюшне, когда он возился со сбруей, лошадь учуяла запах с'едобного, исходивший из его кармана. Потянувшись мордой, она вытащила бумагу, пропахнувшую лепешками и принялась жевать ее. Когда на двор пришли мужики, дядя Кирьяк искал чересседельник, который, как на зло, провалился куда-то.
— А ведь тебя эта коняга до городу-то не довезет! — сказал Серега, глядя на лошадь.
— О-о? — откликнулся дядя Кирьяк, откуда-то с поветей.
— Да-а… Лошадь плоха… — заметили и остальные, заходя со всех сторон и оглядывая лошадь.
— Ты бы покормил ее хоть, что ли! — крикнул кто-то.
— Да я ее ровно уж кормил… — сказал дядя Кирьяк, подходя с чересседельником в руках.
— Никуда лошадь не годится, она тебя двух верст не провезет! — уверенно произнес Гришага.
— Так вот у тебя, Гришага, лошадь-то получше, дай-ка ему с'ездить!..
Гришага сразу осекся и задумался.
— Оно верно, лошадка-то у меня ничего… Да баня еще не чинена… Леску бы повозить…
— А батюшки! Где у меня бумага-то!!! — вдруг всплеснул руками дядя Кирьяк.
Все принялись искать.