Получается замкнутый круг. Художественный уровень и значительность литературного материала падает все глубже. Услужливые доморощенные критики тут же оценивают его, называют подлинно-пролетарским, выдержанным, мастерским и так далее. И весь этот принудительный ассортимент прозы, стихов и критики, называемый журналом или альманахом, в результате влечет за собою общее снижение литературных вкусов. Нечего и говорить, каким примером и учебником явится подобный журнал для провинциальных писателей, с надеждой ждущих от центра литературной манны и получающих взамен манную крупу третьего сорта.
Новоиспеченный писатель, возведенный в соответствующий ранг пролетарского Гоголя или Чехова, между тем отрывается от среды, от производства, от своей недавней профессии. Он шатается по редакциям, клянчит авансы. Не создавши буквально ни одной ценной строчки, наторевши на новом поприще, он, как только не хватит на его долю бумаги, — начинает вопить: меня, де, не печатают, меня давят — пролетарских писателей давят! спасите!..
И для него уже уготовано лоно специфического быта. Все больше и больше осваиваясь в нем, такой писатель постепенно кристаллизируется в законченный тип нового литературного пошляка, — Передонова под писательским соусом.
Прежде всего он непоколебимо уверен в собственной гениальности и сравнивает себя только с Байроном или Толстым. Он убежден, что при его таланте совсем лишнее учиться, и глубоко презирает всякие теории и техники, а попутно и способность прочих людей умываться и причесываться. Чистая рубашка, или еще чего доброго галстук, — в его глазах верный признак контр-революционера. Он неуравновешен и способен на самые рискованные, почти погромные выступления, как это было, например, недавно, во время торжественного банкета одной писательской организации. Ему кажется, что его окружают враги и завистники. Он с равной затратой энергии пишет халтурные частушки и производственные стихи, и — этакий «пролетарский» дон-Померанцо — может строчить свои вирши в любое время и при любой погоде… Ему нипочем усидеть две дюжины пива, — он даже сумеет после этого улизнуть из пивной ничего не заплативши… И он очень любит при случае похвастать, что у него три жены: — «Одна меня содержит, другую я содержу, а третья — просто так… Для разнообразия!».
Самое главное, что это ничуть не смешно. Принудительные ассортименты фальсифицированного искусства, приводящие нас к передоновщине — меньше всего подходят к вывескам, под которыми все это происходит. В борьбе за здоровый быт и за здоровую товарищескую среду, необходимо точно определить, кому можно и кому нельзя доверять руководство провинциальными организациями, нужно разграничить писателя и литературного пошляка. Последняя резолюция ЦК о политике партии в области художественной литературы послужит здесь лучшей предпосылкой для надлежащих выводов.
Постоянная серьезная работа — вместо пристрастной критики, грызни и пустых дискуссий — застрахует писательскую среду от богемщины и пошлости. Давно пора оценить по достоинствам все эти нечистоплотные нравы. Сопли кустарных гениев никого не обманут.
От обстановки чванства, бряцания этой соплей и запугивания «врагов» страшными словами — к непосредственной творческой работе. Пожалуйте! Представляйте себя, товарищи, не доморощенными теориями, а образцами стихов и прозы. Читатель сам сумеет разобраться, кто движется вперед, творит подлинные ценности и кто намерен всю жизнь протоптаться на уровне «ламца-дрица» и трактирного лиризма.
Основным же массам начинающих пролетписателей не следует торопиться в профессиональные литераторы. Ни в коем случае нельзя отрываться от производства и среды или, тем паче, строить свое материальное благополучие исключительно на литературном труде. Только в таком смысле можно будет говорить об улучшении материальных условий, как о мере борьбы «за культуру и качество» в художественной литературе.
Мы боремся за культуру и качество, потому что это — непременное свойство класса, зачавшего новую общественность и новое искусство.
В. Наседкин
К двухлетию «Перевала»
Отчасти в печати, а больше в читательской публике, далекой от литературных группировок и их споров, установился взгляд, отмечающий в наше время чрезмерное обилие всяких литературных школ, об'единений и т. д. И действительно, зашедший на писательское сборище в Дом Печати или в Политехнический музей на вечер, например, союза поэтов будет ошеломлен не только количеством поэтов, но и громкими названиями представляющих «литераторов» об'единений. Приводить эти названия не будем.